с собакой, кошкой, огнём, водой, рисунками, духами, ангелами, Господом Богом, самим собой…
— Тинчи, а с тебя не хватит?
Тинч привычно поставил указательный палец в центр круга. Что ж, удивлять так удивлять! Так, наверное, чувствует себя Пиро после особенно удачного представления…
— Ну-ка, попробуйте угадать кто это мог сказать и в какое время! — и, теперь совершенно иным, не своим, мягким голосом, произнёс:
"— Любовь моя, ты меня звал? Я пришла… Дорогой мой, здесь на земле хорошо тем, кто ждёт и надеется, верит в любовь. Но ведь это и вечная мука, ибо счастье не даёт забвения, а мне так хотелось бы забыться и не знать, что между нами годы и годы. Я знала что ты когда-нибудь придёшь и ждала, но не знала, что это будешь именно ты…"
У Хэбруда отвисла челюсть и упала капелька слюны. Он сразу же пришёл в себя, смешался, но, затаив дыхание, продолжал слушать.
"— Да, сейчас мне удивительно хорошо. Я знаю, ты хотел бы обнять меня и — будь что будет, но мы погубим друг друга, ибо женщина моложе своего друга на столько лет будет осуждена обществом, как и ее друг.
Бог мой, как же это всё-таки хорошо, что мы можем разговаривать хотя бы таким образом. Я мысленно возвращаюсь к нашей последней встрече; жду обещанных стихов. Стихи можно и короткие, и не о том… Я люблю тебя всякого, особенно когда ты такой как есть, не притворяешься и искренен…"
Горящие глаза Хэбруда видел Тинч перед собой. Отвечая им, лился и лился из него чужой, мягкий и хрипловатый голос:
"— Это шёпот лунных приливов — когда мы вместе… Слышишь: обостряются наши чувства и в сердце нет места раздвоенности и лжи.
Давай не будем загадывать, ведь ты сам понимаешь то, что мне, девчонке стало понятно давно. В мире нет счастья и нет гармонии. Счастье и гармонию вносит лишь человек, когда он един со своей половиной, но мир воcстаёт против этого.
Будем же и мы ждать и пересиливать его. Это мои последние слова на сегодня. До свидания, не забывай меня, пока!"
— Так вы, оказывается, пишете стихи, Хэбруд? — после минуты молчания, как ни в чем ни бывало, спросил Моуллс.
Но тот не слушал его.
— Я… мысленно задавал вопросы, а она отвечала, — отмечал он вслух. — В тебе сокрыты ужасные способности, мой мальчик. Впрочем, и надрать уши тоже не помешало бы.
— Позвольте, позвольте! — вскочил Доук. — Выходит, что… Это же просто буквы на бумаге, так значит можно, так значит мы все, когда пишем, говорим, думаем… Ведь это мировое открытие!
— Люди владеют этим открытием сотни и тысячи лет, — печально отметил Хэбруд. — Сейчас нам дано лишь вновь и вновь переоткрывать это… Напомни мне, Тинчи, чтобы я познакомил тебя с похожей техникой погружения. Ты, будучи на Анзурессе, никогда не слышал о чётках тамошних монахов?.. Всё это — искусство очень древнее. Понять его и пользоваться им Господь позволяет немногим… Только не хвались этим никогда, хорошо? И — никогда и ни за что не дозволяй себе превращать его в пустое развлечение. Иначе ты или сойдешь с ума или… тобой заинтересуется церковь. Правда, святые отцы и сами грешат подобными занятиями.
Тинч потянулся за своим бокалом и залпом проглотил остатки его содержимого.
— Давайте расходиться, друзья, — сказал Магсон. — Не знаю как вам, но мне то, что я сегодня услышал, дает большую пищу для размышлений. Мы ещё успеем поговорить обо всём, а сейчас каждому из нас, наверное, будет лучше всего побыть в одиночестве.
— Мне показалось, что я постарел сразу на тысячу лет, — отозвался Моуллс. — Или — помолодел лет на тысячу… Тинчи. С завтрашнего дня я освобождаю тебя от уборочных работ. Ты будешь получать стипендию, как лучшие наши ученики, а когда приведёшь в порядок ноги — найду тебе другую работу. Надо же, в конце концов, кому-то носить за мной мой драгоценный тубус!
Все заулыбались.
В эту ночь Тинч спал крепко-крепко, но если бы кто-то сумел заглянуть в его цветные сны, то увидал бы, что он летает в звездном океане — глубоко-глубоко в бездонном океане-небе, подобно птице…
3
— Запомни, Тинчес, заповедь третью. Не теряй осторожности на своих путях. Если ход событий подталкивает тебя к риску — оцени вначале, не можешь ли ты поступить иначе. Не будь подвластен искушениям, коими полны дороги воина. Не спеши выказывать свои таланты, если об этом не просят. Будь осторожен. Пусть в иных случаях дураки и назовут тебя трусом — ты-то знаешь, что это не так. Думай! Думай до битвы и думай после битвы. Во время битвы этим заниматься будет некогда…
— Отсюда — четвёртая заповедь. Запомни, что ты и только ты один в действительности являешься господином самому себе…
— Трабт ансалгт, — согласно кивнул Тинч.
— Именно, — подтвердил Хэбруд. — Заповедь пятая. Почувствуй дорогу. Твоя ли это дорога? Помни, что какую бы из дорог тебе ни довелось бы пройти, обретенный опыт не должен пропасть бесследно. Например, если ты научен ворочать вёслами или катать ногами бочки, то те группы мышц, которые ты умеешь использовать, могут и должны быть задействованы в рукопашном бою…
— То есть, моё преимущество — в отточенности определенных движений?
— Именно, — подтвердил Хэбруд. Не забывай про центр тяжести. Постарайся подтягивать остальные группы мышц — до уровня тех, что натренированы.
— Шестая заповедь. Люби! Не теряй возможности любить и забудь о смирении чувств.
— А как же… — не утерпел, перебил его Тинч, — верность? Если у меня по дороге подвернется… встретится другая?
— Как сказал дух одного поэта, — (я, знаешь ли, тоже когда-то любил позаниматься с буквенным кругом):
— "Каждый цветок лотоса раскрывается в свой час". Любовь живёт сердцем и бежит от рассудка. Если ты будешь пытаться придавать рассудку не свойственные ему функции, то есть — создашь в себе самом призрак любви, это не будет любовь к живому человеку. Какой бы он ни был в действительности, но если ты его — её! — полюбил по-настоящему, ты простишь ей всё и не станешь укорять за ошибки. Однако, если ты примешься оценивать верно ли то, неверно ли это, знай: ты всего-навсего создал себе очередную иллюзию…
— Нет, я же не о том спрашиваю, — перебил его Тинч. — Если случается так, что я полюбил одну, а потом другую. Мне нравятся, каждая по-своему, и та, и другая. А как же верность?
— Та прелестная чаттарка, лик которой постоянно затмевается ликом не менее прелестной мулатки… Надеюсь, ты не снисходил