«Еще одно звено в цепи странных событий последнего месяца», — кадаверциан остановился возле свежей, пока еще безымянной могилы. Остро и душисто пахло еловыми иглами и холодной землей. В пластиковой банке стекленели на морозе белые розы.
Никто из братьев и сестер Кристофа не чувствовал такого покоя на кладбище, как он. Никто настолько хорошо не ощущал прозрачных облаков неведомой силы, мелкими искорками струящейся по стволам деревьев.
«Мы стоим в самом начале жизни, — думал кадаверциан о своем клане, глядя на стынущие цветы. — И охраняем не смерть, не конец существования, а самое начало нового пути. Мертвое уходит в землю, освобождая место для новорожденного… не слишком оригинальная идея, которую большинство моих родственников считают абсурдной».
И опять, как всегда незваные, к нему пришли воспоминания о Флоре.
Вот кто был воплощением жизни. Яркой, страстной, прекрасной, жестокой, бесконечно желанной и никогда не думающей о конце.
Кадаверциан помнил жаркое прикосновение ее ладоней к своим плечам, бурный стук сердца и горячий насмешливый шепот, касающийся его лица:
Смерть есть зло, самими это установлено богами.
Умирали бы и боги, если б благом была смерть.
Кристоф улыбнулся, хотя на душе, по-прежнему, неподъемным валуном лежала горечь. Образ Флоры в окружении крестов и мраморных памятников казался таким же неуместным, как аромат цветущего луга посреди ледяной пустыни.
«Ты постоянно напоминаешь мне о том, что я не вечна. — Ее голос был холодным и равнодушным, но топазовые глаза горели страстью. — Поэтому, мой колдун, я не могу быть твоей до конца, до последней мысли. Ты повелеваешь смертью, ты сам — смерть, а я хочу думать только о жизни».
В итоге, он стал причиной ее гибели.
«Сколько бы я не обвинял асиман или Фелицию, вина остается на мне, — думал некромант, медленно шагая вперед, по узкой тропинке между оград. — Флора опасалась мира, которым я управляю. Тишина кладбища страшила ее больше, чем бурные магические всплески асиман, тхорнисхов или леарджини. А то, чего очень боишься, всегда кажется всесильным. Она считала меня всемогущим. И это ее погубило».
Впереди, сквозь голые ветви сирени, мигнул желтый огонек. Маленький островок жизни посреди безмолвного покоя. Спустя несколько минут, Кристоф вышел к низенькому домику смотрителя. Стряхнул снег с сапог, поднялся по трем деревянным ступеням и велел Босхету остаться снаружи.
В крошечной прихожей было темновато.
— Доброй ночи, — сказал кадаверциан, проходя в маленькую, жарко натопленную комнату-кухню.
Старик, пивший чай за круглым столом, накрытым пестрой клеенкой, доброжелательно кивнул:
— Доброй.
— Все благополучно?
— А что им сделается? — резонно заметил сторож. — Лежат себе.
За приоткрытой дверцей печки потрескивал огонь. На стенах, оклеенных дешевыми бумажными обоями, висели фотографии в рамках. На одной из них был изображен представительный молодой человек в военной форме, и трудно было поверить, что когда-нибудь он превратится в высохшего седого старика, сидящего сейчас перед некромантом.
Кристоф придвинул скрипучий табурет.
— На шестьсот третьей могиле покосился крест. Береза у шестьсот десятой скоро упадет, ее надо спилить. И вывезти мусор, наваленный у старого входа.
— Сделаю, — равнодушно отозвался смотритель.
Колдун знал, что если он и сделает, то в лучшем случае половину. Но настаивать не стал.
На остальных кладбищах кадаверциана работали совсем другие люди. Молодые дельцы, лишенные всяческих предрассудков и умеющие делать хорошие деньги даже на покойниках. Они жили в дорогих квартирах в центре, и на работу приезжали не на погосты, а в современные офисы — чтобы руководить штатом дворников, садовников, могильщиков, граверов и архитекторов. Но там колдун не любил бывать. Ему больше нравился этот дом и живущий в нем молчаливый старик, казалось, причастный к тайнам потустороннего мира.
Мастер Смерти поднялся, подошел к старой этажерке, притулившейся в углу, и положил на верхнюю полку несколько банкнот, сложенных пополам. Старик, как всегда, не подал вида, что заметил это.
— В следующий раз приду через две недели, — сказал некромант уже от двери.
— Дело ваше, — согласился смотритель, окидывая кадаверциана проницательным взглядом. — А за лекарство, что вы в прошлый раз принесли, спасибо. Помогло.
— Не за что, — равнодушно отозвался Кристоф.
За то короткое время пока он был у сторожа, кладбище изменилось. Прежний покой был нарушен. Сметая снег с ветвей, дул ветер. По небу ползли тяжелые тучи. Померк таинственный блеск на стволах деревьев. Они шумели глухо и тревожно. Босхет, сидящий на крыльце, беспокойно крутил головой, поблескивая желтыми глазами на человеческом лице.
— Мэтр, ничего не чувствуете?
Колдун глубоко вдохнул ледяной воздух, и отрицательно покачал головой. Бетайлас кивнул:
— Я тоже, но мне перестало здесь нравится.
Кадаверциан спустился с крыльца и беззвучно произнес слова призыва. Несколько бетайласов прорвались сквозь тонкую грань, отделяющую мир духов от этой реальности. Пока еще бесплотные, они закружили вокруг некроманта, касаясь его горячим дыханием.
Сунув руки в карманы плаща, чтобы скрыть зеленый свет, загоревшийся в пальцах, Кристоф бесшумно пошел вперед.
Постороннее присутствие он почувствовал в то же мгновение, когда чужаки появились из-за могил. Шестеро людей явно не были родственниками кого-то из умерших, решившими навестить покойного в неурочный час. В руках двоих из них колдун успел заметить оружие.
Только сумасшедший или самоубийца нападает на некроманта на кладбище. Но, похоже, они не знали этого.
Мастер Смерти не пошевелился, но снег, взметнувшийся с могил, окружил его плотным белым кольцом. В нем утонули приглушенные изумленные возгласы и пули. Босхет, не нуждающийся в защите, выхватил пистолет:
— Не тратьте магию, мэтр. Я уложу их всех за пару минут.
Кристоф не ответил, но через секунду земля вокруг нападавших зашевелилась. По мерзлому грунту пошли волны, он трескался и разламывался глубокими трещинами. Люди не смогли удержаться на ногах, падая с воплями ужаса и отвращения. Видимо, каждый из них ожидал, что на поверхность вот-вот полезут ожившие мертвецы, готовые разорвать их на куски. Грохот беспорядочных выстрелов разрывал тишину морозной ночи. Пули вонзались в мертвую плоть Босхета, не причиняя ему вреда, выбивали каменную крошку из памятников. А бетайлас, без труда удерживая равновесие, планомерно, одного за другим, отстреливал напавших.
