Дина вздохнула. Постель была широкая-широкая, как целая страна. Маленькое государство со своими нравами, обычаями — местные жители очень любят сон и секс, и ненавидят работать. Государство с собственной валютой, единственной в мире валютой, которую надо перед употреблением доставать из упаковки. Кроме того, у нас — кровать-монархия: есть король. И королева. Вообще, кровати и государства во многом похожи. Бывают большие кровати и не очень — двуспальные империи и карликовые диванчики-кушетки. Бывают кровати благополучные, процветающие, плодотворно скрипящие каждую ночь, и кровати, через которые поссорившиеся супруги проводят границу. Бывает даже так, что в кроватях кто-то рождается, обеспечивая прирост населения, или умирает, передавая свою бывшую постель наследнику матраса, узурпатору спинок резного дерева…
— На ночь-то останешься сегодня? — опять спросил Черный, откинув одеяло. — Никогда не остаешься.
Дина качнула головой. Врать легко. Надо только поверить в собственное вранье, и тогда врать — легче, чем говорить правду.
— У меня график, — терпеливо сказала она, — режим. Понимаешь? Встаю в шесть, готовлю диетический завтрак. Думаешь, вот это все просто так дается? — она провела ладонью по бедрам, намеренно круглым жестом огладила плоский живот. — Потом полтора часа до работы, арбайтен по-стахановски. Дважды в неделю — к тебе, на другой конец города. Чтобы от тебя до работы добраться — это вообще два часа с гаком. Вот поеду от тебя ненакрашенная, без завтрака, в грязном белье. Что все скажут?
Черный звонко шлепнул ее по попе:
— Что скажут? Скажут — трахалась Динка всю ночь, счастливая…
Он улыбался, по-кошачьи, во весь рот. Во все клыки. Дина ухмыльнулась, покачала задом, прыгнула ему на грудь, но он был начеку и после короткой борьбы оказался сверху. Она забила ногами, отталкиваясь, чувствуя пятками его пресс — словно из твердой резины — и почти сбросила Черного, но тот увернулся, каким-то необычайно ловким захватом сдавил ей кисть, плечо, шею — все вместе, так что она тихонько завопила от игрушечной боли и покорно вертанулась на живот.
— Ага, — пропыхтел он самодовольно, устраиваясь на ее бедрах.
— Ага, — пискнула она, — были бы у меня когти, ты бы сейчас кишки… ох… собирал… ай…
— Были бы у меня когти, — возразил он, — я бы тебя вообще не спрашивал… А?
— Пусти, дурачок, — сказала она в подушку.
— А вот и не пущу… Пообещай что-нибудь.
Дина раздумывала секунду.
— Ну, например… — начала она.
И тут в замке повернулся ключ.
Черный зашипел и вскочил. 'Приехали', - сказал он. 'Лео?' — спросила Дина — потому что Черный так называл Стокрылого. 'Ну, а кто еще', - откликнулся Черный, натягивая на голое тело джинсы. Дина метнулась к окну: на секунду ей показалось совершенно естественным в этих обстоятельствах лезть обнаженной на стену дома, обвязавшись веревкой. Веревка лежала тут же, дожидаясь своего часа. За последние три недели Дина наловчилась лазать по стенам, и теперь без лишних слов принялась вязать петлю вокруг груди. Веревка вырывалась из пальцев, обжигала кожу. 'Куда? — рявкнул Черный. — Совсем уже? Под кровать, под кровать лезь'. Дина застыла. Кровать была высокой, поистине королевской, кругом до самого пола обшитой резными досками. Между досками и полом оставалось не больше десяти сантиметров. Средних размеров кошка проскользнула бы под кровать с легкостью, но Дина была, скажем, несколько больше средних размеров кошки.
Наружная дверь — цельнометаллический шедевр — с негромким, домашним скрипом распахнулась. На очереди была внутренняя дверь, обычная, из ДСП и досок. 'Давай! — отчаянно зашептал Черный. — Полезай!' Он нагнулся, схватившись за край кровати. Мускулы на спине вздулись, Черный застонал от натуги: 'Быстрее, ну!' Ноги его дрожали. Дина кое-как сбросила недовязанную петлю, кувырнулась в распахнутую деревянную пасть — видно было, сколько там скопилось пыли, мусора — и Черный, сказав: 'Ложись!', опустил кровать на пол.
Под кроватью оказалось просторно. Хватило места, чтобы перевернуться с боку на бок, и можно было даже вытянуть руки, продавив наружу матрас. Дина тут же представила, что она — египетская принцесса, которую похоронили заживо, и что она силится открыть тяжеленную крышку каменного саркофага. Впрочем, ей от этого стало жутко. Отбросив мысли, она стала глядеть в узкую щель над полом. Ноги Черного подошли к веревке: он все еще хромал, хотя ходил без костылей. Конец веревки несколькими пинками отправлен был под батарею.
Только после этого Черный надел тапочки и поднял валявшуюся на полу рубаху.
— Ну, где ты там? — раздался из прихожей голос, который Дина тут же вспомнила (и тут же пожалела, что вспомнила).
— Иду, иду, — ворчливо отозвался Черный. — Поспать не даешь человеку…
Сразу после этого он шепотом выругался, а еще секундой позже матрас над Диной прогнулся и заскрипел. Она сообразила, что вся ее одежда осталась наверху. Черный промял матрас еще в нескольких местах, опять выругался и слез с кровати. Затем прямо в лицо Дине полетели ее скомканные трусики, за ними последовала юбка, блузка и прочее. Последним под кровать влетел ремешок, пряжкой едва не выбив Дине глаз.
— Иду! — еще раз крикнул Черный и захромал прочь из комнаты. Уходя, он задел рукой по двери, но та была тяжелой, из дорогого дерева, и, лениво качнувшись, осталась полуоткрытой — почти как была. Дина слышала удаляющиеся, неровные шаги Черного, слышала приветственные возгласы, даже, кажется, уловила шелест, с которым обменялись рукопожатием Черный и Стокрылый. Потом заговорили негромко, о чем — непонятно. Дина решила одеться. Мало ли что, вдруг потом времени не будет. Под кроватью воздушными комками летала пыль. Черный не утруждал себя уборкой, и пыль в квартире лежала по углам небольшими серыми сугробами. Это печалило Дину, ибо не убирают обычно там, где не собираются надолго задерживаться. Впрочем, утешала она себя, Черный всегда был жутким неряхой. Она кое-как натянула одежду, устроилась посреди пыльных сугробов поудобнее и принялась слушать.
Сначала почти ничего не было слышно. Из соседней комнаты доносились какие-то щелчки, негромкие возгласы, шаги. Потянуло дымом. Дина решила было, что на улице подожгли мусорный бак, но потом сообразила, что это ритуальные палочки. Слишком явственными были ноты сандала и еще каких-то благовоний, хотя в целом запах выходил довольно гадостный. 'Пантеру поставь', - непонятно сказал Черный. Опять щелчки. 'А без этого нельзя?' — спросил Черный очень недовольным голосом. Стокрылый быстро, успокаивающе забормотал. 'Ну, ладно, — проворчал Черный. — Запускай, что ли'. С минуту было тихо. Потом Дина услышала нарастающий гул. Поначалу звук был низким и вибрирующим, затем стал повышаться, одновременно усиливаясь. Будто взлетал реактивный самолет, только маленький. Дине вдруг стало страшно, она почему-то подумала, что в соседней комнате вправду стоит реактивный истребитель, игрушечный, но вместе с тем настоящий. Ей вспомнился старый рассказ Кинга, про то, как человека убили игрушечные солдаты. Гул стал невыносимым. Дина зажала уши, но от этого стало еще хуже, потому что гул загадочным образом усилился. Еще немного, и она бы стала кричать. Но тут она услышала слова. Стокрылый забубнил на каком-то мертвом языке, словно читал не то стихи, не то мантры. Время от времени он громко, четко произносил: 'Пятьдесят два… Пятьдесят два… Пятьдесят два…' Это было так странно, даже смешно, и Дине захотелось смеяться, но в этот момент в соседней комнате зарычала пантера.
