- Ты завтракал?
- Нет. Скажи, Эзнер, ты знаешь, что такое кофе?
- Нет, не припомню. Давай поищем, только скажи где искать.
- Деревья. Растут где-нибудь в тропиках. У них красные небольшие плоды с косточкой. Как-то так…
- Какой порог видимости? – Эзнер встал и направился к выходу. Поперхнувшись, я вскочил за ним.
- Они абсолютно видимы! Просто деревья!
- Угу.
Эзнер шел в неизвестную мне доселе комнату на третьем этаже. Удивительно, что я умудрился пропустить этот зал, когда исследовал резиденцию. Абсолютно круглое, я бы сказал – шарообразное помещение без окон освещалось парящим в центре бледно-желтым кристаллом. Плотно примыкая друг к другу, стены, плавно переходящие в потолок, были усеяны тысячами маленьких кристаллов памяти. Больше всего это хранилище знаний походило на желудок огромного животного…
После часа мелькающих перед глазами деревьев, мы все же нашли нужное. Я не особо представлял методологию обработки и приготовления кофейных зерен, но добросовестно рассказал все, что знал деревянному другу. Эзнер пообещал «что-нибудь придумать».
Через полчаса прилетела Кларисс. Я внимательно рассматривал ее одежду, надеясь обнаружить хоть одну маленькую белую кляксу. Поиски оказались тщетными. Никто не захотел какать на нашу Кларисс.
Она вытянулась в кресле, закинув свои длиннющие ноги на стол Эзнера. Потрясала непривлекательность этой странной женщины. Казалось бы, ничего уродливого в ней не было: крупные правильные черты лица, длинные пепельные волосы, рост манекенщицы-переростка… Но что-то было в ней по-женски отталкивающее, что смущало еще больше, чем если бы она притягивала к себе. И не сама ее способность отталкивать смущала. Мне казалось, что Кларисс осознает, принимает и прижилась с настоящим положением вещей. А потому счастлива в том виде, в котором есть. Я не видел той «бедняжки Кларисс» работавшей на износ, хотя подозревал, что она работает большую часть суток. Я видел человека женского пола, у которого за спиной было нечто, что я со своего места никак не мог рассмотреть. Что-то внутри ее существа, что можно было бы назвать изюминкой, но не женской, а именно человеческой.
В общем-то, копаться в личностях встречающихся мне на пути людей никогда не являлось моим хобби. Более того, основная и подавляющая часть моих знакомых была исключительно положительными, интересными или просто замечательными людьми. Я влюблялся в них без проверки паспорта и выявления намерений. И было приятно, что и в этом мире удача на хороших людей не отвернулась от меня. Но вот этот таинственный экземпляр, такой насыщенный внутри и непривлекательный снаружи – откровенно подталкивал покопаться в своей личности. Но я поостерегся этим заниматься, ожидая совершенно оправданной и, возможно, грубой реакции Кларисс. Это было бы не удивительно, принимая во внимание опыт нашего короткого знакомства.
- Как вы развлекаетесь, когда над вами пролетают подобные явления? – Спросил я, кивая на окно.
- Тренируемся, общаемся, играем, занимаемся творчеством или изобретательством. – Проговорил Эзнер, чуть покачнувшись назад. Наверно, это можно было бы интерпретировать как: «Эзнер откинулся на спинку стула». Я обернулся к Кларисс.
- А читаете? Я видел у вас бумажные книги, совсем как у меня дома.
- Ты как-то обещал рассказать, откуда ты родом, Саша. – Напомнил Эзнер. Посмотрев в окно, он дал понять, что время как нельзя более подходящее.
Кларисс молчаливым наклоном головы изобразила внимание.
- Кто-то из вас псионик, я угадал? – Обиженно насупился я, не находя куда закинуть ноги.
- Нет. Ни я, ни Эзнер не псионики. – Наконец заговорила женщина-видок.
Я на мгновение задумался. Стоит ли рассказывать им о моем мире? Если да – то, что именно? Я не видел преград для откровенности и никаких опасностей не чувствовал и не ждал. За время моей жизни и работы в городе я не заметил намеренного сокрытия информации. Если человеку становилось что-то интересно или нужно, он располагал всеми возможными и невозможными (как мне могло бы показаться до знакомства с этим миром) источниками и хранилищами информации.
С чего же начать?
Я начал с главного:
- Мир и планета, на которой я родился и вырос, называется Земля. Удивительно, правда?
Кларисс, наконец, улыбнулась, и я продолжил рассказ, довольный. Вполне естественно, что их планета называлась так же. И я очень надеялся, что название планеты, люди и один из алфавитов – это не единственное что нас объединяет.
- Первое, что удивило моих спутников и меня, когда мы попали к вам – это язык. В моем мире люди говорят на разных языках. На десятках языков и сотнях наречий. Иногда люди одной страны не всегда понимают друг друга… Хотя нет, это не так важно. У нас нет псиоников.
Я сделал паузу, но не увидел ожидаемого удивления и продолжил.
- У нас нет магов и видоков. В моем мире не существует магии.
- Как это может быть? – Не выдержал Эзнер
И я начал рассказывать, неторопливо и по порядку – как это может быть. Про страны, политику, работу, про войны и компьютеры. С каким-то ущемленным самолюбием я вдруг осознал как мало, плохо и неполно я знаю свой мир. Иногда не получалось ответить даже не простые, кажется, вопросы. Им не нужны были законы аэродинамики для полетов, поэтому я сел в лужу с самолетами и всем, что может летать. Я не мог объяснить, как мы умудрились развести такое количество языков. Кларисс вздрагивала при упоминании о войнах. Такие мясорубки, я понял, этому миру были давно не свойственны. Они слушали про учебные заведения и специальности, про кофе по утрам и телевизор на ночь. Про день за бумагами, станком или компьютером, про ценности и про власть денег. Мне и самому теперь было сложно объяснить, как у нас работает судебный аппарат без псиоников. Они слушали и удивлялись всем нашим приспособлениям, машинам, материальным и человеческим затратам на работы, выполняемые здесь одним магом лишь силой мысли. Кларисс ужаснулась при рассказе о нашей медицине. По правде сказать, я и сам ужаснулся, рассказывая о ней, но не подал виду. Через какое-то время я понял, что мне больше совсем-совсем не хочется говорить, а безумно хочется есть. Подавленный и расстроенный своими воспоминаниями я отпросился на обед…
Они пошли со мной в полюбившуюся таверну на соседней улице. Заказав поесть и выпить, я грустно уставился в стол.
«Есть ли там что-нибудь, к чему я хотел бы вернуться?» - казалось, спрашивали меня спутники. Но они, лишь, обсуждали что-то из услышанного, не мешая мне меланхолить. И я вспомнил семью и кота, друзей, работу и серую коморку с любимым компьютером. Родные и любимые отец, мама и брат, которых я, скорее всего, никогда больше не увижу. Но которым обязательно передадут, что я жив и здоров… Было бы им лучше здесь? Прижились бы на новой почве как я?
