— Это здесь, тетя?
— Да, Джем. Это проповедницкая.
Джем с любопытством вглядывался в здание, стоявшее за проржавевшими воротами. Окруженная высокой стеной, проповедницкая была большой и мрачной. Ее окружал заброшенный, одичавший сад. Ржавые петли ворот протестующе заскрипели. Умбекка улыбнулась Джему, не слишком решительно толкнувшему створку ворот.
Пригибаясь под нависшими над дорожкой ветвями, Джем и Умбекка шли к проповедницкой.
— А почему проповедницкая, тетя?
— О Джем! — этого вопроса Джем Умбекке еще не задавал. — Это же понятно. Проповедницкая есть проповедницкая. Тут жил проповедник.
— А кто такой проповедник?
— Самый главный человек в деревне.
— Важнее лорда?
Толстуха остановилась.
— Лорд — повелитель замка, Джем. А проповедник — повелитель храма.
Джем обернулся.
— Тут жил бог Агонис?
Тетка немного отстала от него — наверное, ей тяжело было нести корзинку. Ее ответ донесся до Джема из-за густой листвы.
— О нет, Джем. Нет, что ты! Здесь жил его посредник. Его наместник. Проповедник.
Но и этот ответ мало что объяснил юноше.
— Это все было в стародавние времена? Когда люди еще веровали? Ну, то есть, когда веровали все-все?
Юноша смотрел на разрушающийся дом и на миг вдруг почему-то очень встревожился. Вдоль одной из стен тянулась странная пристройка — вроде бы застекленная.
— Да, Джем. В стародавние времена, — откликнулась тетка, и голос ее прозвучал ближе. Она успела догнать Джема.
Умбекка за последнее время изменилась не меньше, чем ее племянница… Умбекка стала спокойна, тиха и доброжелательна — такой она стала после ночи безумия лекаря. Что-то умерло у нее в душе, она перестала быть такой, какой была раньше.
Она больше не наведывалась в дом досточтимого Воксвелла и перестала носить на груди сверкающий золотой круг Агониса.
— Мы еще не пришли, тетя? — спросил Джем.
— Скоро придем.
— Но когда же?
Тетка обогнала его и шла впереди.
— Бедняжка Джем! Тебе тяжело ступать по гравийной дорожке?
— Нет-нет! — мотнул головой Джем. Он тяжело дышал. — Просто… просто я проголодался, вот и все!
Вот это было правдой. Солнце уже клонилось к закату, а они все еще не добрались до цели. Раскрасневшийся Джем повис на костылях и глядел на внушительную фигуру шагавшей впереди Умбекки. Они обогнули здание проповедницкой, миновали окружавший здание сад, дошли до калитки и вышли в огород.
— Когда мы с Руанной были молоденькие, — говорила Умбекка, — мы сюда каждый Канун наведывались. О, какие мы тогда были веселые, какие счастливые бежали по дорожке в муслиновых платьях, смеялись, болтали! Размахивали зонтиками!
После богослужения у проповедника всегда бывало застолье. Ну, это само собой разумеется, только для людей благородного происхождения, жутко скучно. Ну а мы с Руанной убегали в огород. Как же нам тут нравилось! О чем мы только не мечтали! Мы смотрели на Оракул и гадали, что с нами будет. Это было еще до того, как эрцгерцог избрал мою бедную сестру себе в жены, конечно. О, он далеко не сразу сделал ее своей избранницей!
В воздухе пахло созревшими яблоками.
— Мы пришли, Джем, — объявила Умбекка немного погодя.
— Тетя, что это такое?
Цель их путешествия открылась неожиданно. Раздвинулись переплетенные ветви, и перед глазами Джема предстало странное сооружение… Две поросшие мхом ступени вели к круглому возвышению. Там стояла полукруглая мраморная скамья. Посередине на мраморной плите стояла огромная, тоже мраморная, резная чаша, а выше как бы парили в воздухе две фигуры, выполненные в человеческий рост — мужская и женская. Обнаженные мужчина и женщина держались за руки, и взгляды их были устремлены вниз — как бы на тех, кто смотрел на них снизу вверх со скамьи.
— С ним рядом — женщина, которую он искал, нашел и потерял, — сказала тетка Джема. Голос ее стал мечтательно-отстраненным. — Говорят, настанет день, и они будут вместе. Это бог Агонис, Джем. Бог Агонис и леди Имагента.
Джем не отозвался. Он и не знал, что сказать. Он осторожно переставлял костыли, двигаясь вокруг чаши. Время от времени юноша останавливался и смотрел вверх, на статуи, или вниз, внутрь чаши. Статуи были необыкновенно красивы, и их красоту не нарушали даже трещины в мраморе, даже зеленый мох. А вот из чаши поднималось зловоние. На самом дне осталась гнилая лужица.
— Этот фонтан назывался Оракулом, — рассказывала тетка. — Он показывал то, что с тобой будет. В воде можно было увидеть изображение, похожее на сон.
Довольно вздохнув, Умбекка сняла с корзинки салфетку, расстелила ее на скамье, вынула пробку из бутылки с сидром. Достала из корзинки хлеб, ветчину, язык, пирожные, булочки. — Думаю, мы заработали с тобой право перекусить на славу, а, Джем?
— Заработали, конечно! — не смог удержаться от смеха Джем. И они принялись с аппетитом есть, передавая друг дружке бутылку с сидром, в густой тени разросшегося фруктового сада. Солнце все сильнее клонилось к закату и в какой-то миг вдруг ярко осветило фигуры фонтана.
— Прогони мух, Джем, будь хорошим мальчиком.
А потом они просто сидели молча и смотрели на статуи. А золотой свет заливал их все ярче и ярче.
— Они придуманные, тетя? Это легенда, да?
— М-м?
Легкий ветерок шевелил листву у них над головами. Послышался глухой стук — упало на траву очередное яблоко. Корзинка окончательно опустела. Они наберут яблок и наполнят ими корзинку.
— Они — из легенды, да? Ну, как Нова-Риэль?
Тетка бросила на Джема быстрый, не слишком довольный взгляд.
— Ты знаешь о Нова-Риэле?
— Варнава…
— О да. Но ты не думаешь, Джем, что молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды?
И больше Умбекка ничего не сказала.
— Тебе понравилась прогулка, Джем?
— О да, очень!
— Вижу, что понравилась, — и Эла обняла сына, — ты так разрумянился.
Бледная молодая женщина лежала на кушетке. Она была до пояса укрыта одеялом, на груди у нее лежал открытый томик романа. Книга была глупая — какая-то древняя дребедень, которую Эла нашла среди вещей покойной матери, но при том довольно живая. Эла благодаря роману провела вечер в Агондоне, в мире игорных домов и шикарных балов. Бедняжка Эла! Теперь ей были суждены только воображаемые приключения. На миг глаза ее стали грустными-грустными. Но она тут же одернула себя, улыбнулась и растрепала светлые волосы сына. Как он подрос! Как окреп! И с каждым днем становится все больше и больше похож на Тора.
