"Так вот оно что! Я когда-то не помогла тому, кого она любила, он умер… А Машка во всем обвинила меня, и до сих пор не может простить… Там еще был какой-то индеец, мой старый друг, учил меня разбираться в травах…" Как будто бы абсурдная мысль, но именно так Янке и казалось с первого дня знакомства: они с Машей благосклонно друг другу улыбаются, даже возвращаются вместе домой после лицея (если никого другого рядом нет и положение обязывает). А внутри между ними раскинулось огромное пустое пространство и веет арктическим холодом… Яна зябко поежилась (или, может, это порывистый осенний ветер налетел?..).
Маша давно успела от нее отвернуться и беззаботно болтала с девчонками, словно и не было минуту назад такого накала страстей. Юлька же, напротив, смотрела на Яну вопросительно и невыносимо жалобно, как брошенный хозяином глазастый щенок. "Тьфу ты, опять эти собачьи сравнения!" — попрекнула себя Янка.
— Что мне теперь делать? — настойчиво повторила Юля, закрываясь ладонью от ветра и низко надвинув на лоб остроконечный капюшон.
Вместе со звуками ее голоса с Янкой начало происходить что-то необычное: из далеких теплых краев вернулась абсолютная, несгибаемая уверенность в себе. Теперь она точно знала, как нужно себя вести и что говорить:
— Посиди немного, — и замахала на хихикающих девчонок, отгоняя их от Юльки: — Не отвлекайте ее! Пускай побудет одна.
В последние недели часто чудится, будто внутри у Янки мирно уживаются сразу две, противоположные друг другу Яны. Одна маленькая и порядком нажаханная, трясется по любому поводу, как заячий хвост, зато вторая — спокойная и сильная, где-то тысячелетней мудрости… Вот она обычно не вмешивается, сидит себе тихонечко в глубине и созерцает за всем происходящим со стороны, и только мысли философские иногда выдает на поверхность. Пока не наступает критическая ситуация, примерно как сейчас, тогда она сразу же берет бразды правления в свои руки. А та первая маленькая и беспомощная Яна безропотно отступает в тень…
Девчата без пререканий и обязательных дежурных смешков послушались и разбрелись по стадиону: неужели у нее такой резкий командирский тон прорезался?.. Хотя Машка осталась верной своим принципам и на прощанье крикнула Юльке через плечо:
— Поживи с этой мыслью!
Так их любит напутствовать учительница по мировой литературе, та самая Светлана Петровна, если кто-нибудь пристает к ней с претензиями по поводу неправильной оценки. К примеру: "А почему мне "двенадцать"? За что?!.." (Четверка начинается с "четырнадцати", на нее у Светланы надо пахать, не разгибая спины.) Вообще с этой двадцати-балльной системой Михаил Васильевич, директор, сильно перемудрил. Больше нигде в Городе такого нет: как упомянешь вскользь про все эти "шестнадцать" по физике или "девятнадцать" по истории, так каждый раз смотрят дикими глазами, не верят.
"Нет, всё-таки Маша меня недолюбливает!" — без особой логической связи заключила Янка, и настроение снова спланировало вниз. — Опять эти "эмоциональные качели", ну надо же!.."
Стараясь отмахнуться от пораженческих мыслей, словно от стаи надоедливых сентябрьских мух, она присела перед Юлькой на корточки:
— Ты как?
— Так спокойно… Даже думать не хочется, — Юлины глаза казались необыкновенно большими и почему-то не серыми, а светло-голубыми, похожими на осеннее небо. Еще никогда в жизни они такими не были! И самое главное, кого-то они Яне напоминали…
— Это очень ценное состояние. Постарайся в нем побыть, — назидательно процитировала она наставление Мартына с последнего тренинга.
— Это пройдет? Я не хочу!.. — запротестовала Юлька, мотая головой, и на полу-движении замерла, глядя сквозь нее. Взгляд стал до странного прозрачным и пугающе неподвижным. Так, значит, вот как она, Яна, выглядит со стороны, когда накатывает ЭТО!
— Что такое? — осторожно переспросила вслух.
— Я вдруг увидела тебя… очень старой женщиной. Но такой красивой, величественной. Ты меня чему-то учила… — с неуверенностью пробормотала Юля.
От неожиданности Яна коротко рассмеялась, даже петь во весь голос потянуло: ну и денек, столько сюрпризов! Теперь всё встало на свои места: вот отчего Юлька ей всегда так сильно нравилась, самая настоящая родственная душа! (Теперь уже вторая после папы.) Сестричка, дочка или подруга. А может быть, и то, и другое, и третье…
— У тебя открывается ясновидение, дитя мое! — неизвестно откуда взявшимся покровительственным жестом Янка похлопала подружку по плечу: — Посиди так.
Но далеко отойти не успела: в миллиметре от уха просвистел мяч и со всего размаху врезался в Юльку, та с перепугу чуть не свалилась со своего пенька. Придя в себя, в негодовании вскочила на ноги и закрутила головой в поисках обидчика: ах, вот он где! Еще и улыбается, сушит свои тридцать два!..
— Петя! Так и убить можно!
Яна успокаивающе подергала ее за рукав, но Юлька всё продолжала беспорядочно размахивать руками и возмущенно выкрикивать на все лады:
— Сила есть — ума не надо!
Петр, естественно, и левым задним ухом не повел. А Янка подлила масла в огонь, слишком уж большим оказался соблазн:
— По-моему, ты ему нравишься.
— Не шути так!
Петя у них в классе самый большой — в смысле, самый крупный. (Не то, чтобы толстый, а просто далеко не худой.) К тому же самый высокий среди десятиклассников, потому и выглядит лет на десять старше своих однокашников. Прошлой весной Оксана Юрьевна, их новая тогда классная, приняла его за родителя, простодушно спросила в воспитательской при всём честном народе: "А где Ваш ребенок?" Эта история по беспроволочному телефону облетела весь лицей, а Петя еще долго ходил гордым Наполеоном и вешал каждому встречному лапшу, что ему сорок лет. С тех пор мальчишки прониклись глубочайшим к Петру уважением и при встрече в коридоре почтительно здоровались за руку — все поголовно, не исключая заносчивых одиннадцатиклассников. Если б они только видели, как это комически выглядит со стороны, если знать всю подноготную!
"А вообще он хлопец хороший: большой, как теленок, а глаза добрые… — в приступе благодушия решила Яна. — И чего это Юлька так взъерепенилась?"
— Слушай, а может, это он в тебя целился? — подала голос вероломная Юлия Александровна и в ответ на Янкины квадратные глаза торжествующе заверещала: — А-а, испугалась!!!
"Свои" девчонки дисциплинированно сидели рядком на брусьях в стороне от футбольного поля, смахивая на стайку воробьев на проводах. Машка еще издали разразилась радостными приветственными воплями им навстречу, не успели толком подойти:
— Юлька! Ты вернулась!!!
