Протертая на рукавах куртка и деньги не были платой или подаянием страждущему, скорее знаком благодарности за то, что юноша помог с определением маршрута предстоящего путешествия и искренне, без заискивания или скрытой иронии, в течение всего вечера обращался к нему: «господин гном». Пархавиэль уже почти полгода скитался по миру людей, и за все это время ему встретилось не более десятка человек, у которых эти, казалось бы, простые слова складывались в словосочетание.
Стараясь не скрипеть расшатанными створками ворот, гном вышел под дождь. Было три или четыре часа утра. Холодные капли бойко забарабанили по обнаженному торсу, а порыв ветра растрепал косматую бороду, вырывая из зарослей спутавшихся волос крошки хлеба и мелкие куски тушеной капусты. Часовые у костра мельком посмотрели в сторону «ранней птахи», но, увидев, что гном направился на большак, потеряли к нему интерес.
– Странные они, эти гномы, – сказал один из гвардейцев.
– Угу, – согласился второй, – прям как крысы!
Опять запахи, эти проклятые, вездесущие запахи! Ну что ж люди меры не знают?! Внизу воняет, как в нечищенном месяц хлеву, а здесь благоухает, как у сумасшедшего цирюльника. Лаванда, кинжил, абрикот, крыжовник, хвоя, мята и еще какая-то цветущая на болотах гадость. Эх, красавица, красавица, душилась бы ты чуток поменьше, не отлетали бы от тебя мужчины, как комары от дыма. Вон благородный граф Гилион, на что нежными ароматами не избалован, а и то к лошадям пошел, почуял служивый, что наверху у тебя от эфиров да масел задохнется.
Уже три минуты небольшое облако висело под потолком комнаты баронессы Лиор, как будто размышляя, направиться ли к письменному столу и стоявшему рядом с ним дорожному секретеру или к завешенной балдахином широкой кровати, на которой изволила почивать молодая, красивая дама. В конце концов интерес к казенным бумагам оказался сильнее, чем к слегка постанывающей во сне баронессе.
Так-так-так, прав я все же был, девонька не проста, у самого Корвия служит. Что это тут у нас? Ага, приказ о наделении особыми полномочиями, вещь бесполезная, по крайней мере мне она ни к чему. Ух ты, полный список тайных осведомителей в провинции Самбория! Надо забрать, вдруг пригодится, а не пригодится, так продам или обменяю. Долговые расписки высокопоставленных чиновников королевства Берток, ну, это уж я точно заберу с собой. А это что такое? Какое-то письмо, указания, инструкции… «…волнения на севере куда опасней событий в Мурьесе…», «…эльфийское тайное общество в провинции Сардок…», «…в заговоре участвуют шпионы магов…». Вот глупец! Какие маги, какие шпионы?! В Империи уже лет двадцать, как ни одного ученика-чернокнижника не найти…
Внезапно по поверхности окутавшего секретер облака пробежали грозовые разряды, в центре и по краям стали образовываться темно-фиолетовые сгустки, которые, казалось, должны были вот-вот лопнуть и разбрызгать по комнате омерзительную зловонную жижу. Но этого так и не произошло; «рассерженное» облако вновь успокоилось и стало, как и прежде, бесцветным.
Не ожидал, не ожидал, что Корвий так тщеславен и глуп. Он так же, как и все остальные, поддался жажде неограниченной власти. Его слуги ищут «Деминоторес», он принял участие в гонке, в которой не будет победителя. Я уничтожу главный приз или убью каждого, кто осмелится приблизиться к нему, кто протянет к нему свои грязные лапы, движимые примитивным, почти неразумным мозгом. А для начала… для начала преподам-ка я имперским ищейкам маленький урок, пусть он послужит предостережением!
Облако переместилось от письменного стола к постели, скользнуло под балдахин и обволокло спящее тело. Дыхание Карины участилось, расслабленные во сне мышцы вдруг напряглись и задрожали, как струны цитары под умелыми пальцами невидимого музыканта. На лбу красавицы появилась испарина, раздался первый томный стон, затем второй, третий… Красивое, молодое тело забилось, заметалось по кровати, как будто нежась в объятиях сильного и опытного мужчины, привыкшего доводить любовниц до вершины исступления и плотского наслаждения. Потом баронесса Лиор затихла, ее большая, нежная грудь, покрытая каплями пота, мерно вздымалась, а на приоткрытых, сочных губах заиграла блаженная улыбка познавшей смысл жизни женщины.
Облако вылетело из-под балдахина и направилось к двери, но вдруг застыло на месте, решив не утруждать себя перелетом, а снова растаять в воздухе. Однако что-то пошло не так. Туманность почти рассеялась, но тут же собралась вновь, став плотнее и покрывшись слизью грязно-зеленого цвета, по округлой поверхности забегали красные огоньки, похожие на всполохи огня. Почти касаясь пола, призрачная субстанция медленно заскользила к двери. Протиснуться сквозь узкие щели оказалось не так уж и просто, по крайней мере парящему низко над полом слизняку понадобилось на это не менее пяти минут.
С трудом пройдя сквозь узкие щели дубовой двери, искрящееся облако пролетело еще несколько метров до лестницы, а затем с громким чмоканьем шлепнулось на пол и растеклось по гладкой поверхности омерзительным, грязным пятном. Какое-то время субстанция лежала неподвижно, перестав искрить и приведя палитру зеленых оттенков на своей поверхности к единому ядовито-зеленому стандарту, затем пятно продолжило путь к лестнице, достигло верхней ступени и начало медленно, осторожно преодолевать полосу препятствий из расставленных часовым ведер с водой.
Когда два ведра оказались позади, а впереди еще виднелось штук пять-шесть, наступила следующая фаза загадочной метаморфозы: пятно остановилось и стало расти вверх, вздуваясь, как разноцветный мыльный пузырь. Если кто-нибудь из спящих по столам и лавкам солдат открыл бы в этот момент глаза и увидел бы это леденящее сердце зрелище, то наверняка осенил бы себя святым знамением и кинулся бы прочь, позабыв о долге, присяге и приказе командира. Однако, к несчастью, не все в жизни происходит своевременно. Глаза воинов открылись, только когда тошнотворно-омерзительный пузырь с громким хлопком лопнул, разбрызгивая по залу мелкие брызги, а на его месте появилась невысокая и щуплая, покрытая слизью с ног до головы фигура.
Сонные солдаты растерялись, но быстро повскакивали с належанных мест, роняя на пол отстегнутые наплечники и выхватывая оружие, которое привыкли всегда держать под рукой. Большинство из них даже не поняли, кем или чем была вызвана суматоха и кто скрывался на погруженной во мрак лестнице. Кто-то крикнул: «Огня!», кто-то во все горло орал, взывая к святым заступникам и остальной небесной братии, а с лестницы летели одно за другим ведра с водой, сбивая с ног пытавшихся подняться вверх солдат. Два деревянных снаряда, наполненных холодной жидкостью, пролетели через весь зал и разбились о заднюю стенку камина. Вода затушила огонь, наполнив зал режущим глаза дымом и погрузив мечущихся в поиске врагов солдат в кромешную темноту. Зазвенели мечи, послышались первые крики и стоны. В воцарившемся хаосе солдаты сражались сами с собой, кололи и рубили наугад, раня и убивая не врагов, а таких же, как и они, напуганных товарищей. Несколько голосов, порой перекрикивающих звон стали и разноголосую какофонию боевых кличей, пытались призвать к порядку, но паника лишила людей рассудка. Страх, что тебе в спину в любую секунду может вонзиться кинжал или что вылетевший из темноты меч мгновенно отделит твою голову от тела, заставлял бойцов хаотично работать оружием и совершенно не думать о последствиях.
Во второй раз за ночь несчастная дверь корчмы слетела с петель, в глаза дерущимся ударил яркий свет. В зал ворвались три десятка ночевавших снаружи гвардейцев во главе с командиром отряда. У каждого в руках был факел и обнаженный меч.
– Мерзавцы, скоты! – орал капитан, пытаясь отыскать глазами среди перепачканных кровью, тяжело дышащих и ошалевших от испуга солдат несущего ответственность за бойню в потемках сержанта. – Я же приказал сундук охранять и слуг баронессы не трогать! Кто огонь погасил?! Вздерну на воротах!
– Он погасил, ваш благородь, – прозвучал из толпы бас старшего охранника баронессы.
– Кто «он», Гарвел?!
– Никак нет, тот… другой, что на лестнице был… маленький и зеленый… А сержант ваш, он, кажется, где-то здесь… убит.
Граф Гилион вложил в ножны меч и вытер освободившейся рукою пот со лба. Нападения не было, но то, что произошло в корчме, было еще хуже. На залитом кровью полу лежало шесть или семь порубленных на куски трупов. Оставленные без присмотра офицера солдаты напились и передрались между собой, а теперь пытались свалить вину на какого-то маленького зеленого человечка, напавшего якобы в одиночку на полторы дюжины солдат. Это был конец, конец его военной карьере и надежде когда-нибудь, через какой-нибудь десяток лет, стать генералом. Герцог Лоранто мог простить неудачу или просчет, мог закрыть глаза на небольшую недостачу или проигрыш в карты части казенных средств, но офицер, допустивший пьяный дебош и поножовщину среди собственных солдат, был недостоин своего мундира.