Речная дева оскалилась.
– Деревянный дом у старой рябины. Ищи его там.
Айвор проследил за её взглядом и кивнул.
– Хорошо. Ты свободна.
Ледок на реке тут же покрылся сетью мелких, но быстро ширящихся трещин. Корриган запрокинула голову назад, обнажая горло, прошипела что-то – и нырнула, обдав напоследок стоящих на берегу целым облаком брызг.
– Как всегда, – брезгливо сморщил нос Айвор. – Никаких манер. Впрочем, все корриган таковы – пытаются женить на себе силой и болтают глупости, но в одном им не откажешь. В благоразумии. Смотри-ка, этот колдун страшно оскорбил всю реку, убив одну из сестёр, но другие не пытаются ему мстить. Знаешь, почему?
Киллиан поднялся на ноги, пытаясь отряхнуть брюки от липкой грязи. Тщетно – глина, кажется, въелась в ткань.
– Гм… потому что он намного сильнее?
– В яблочко, мой хороший. А знаешь, что ещё скверно? Он выбрал дом у рябины. Значит, знает, с кем ему придётся дело иметь. И наверняка заготовил сюрпризы для таких, как я.
– Ну, на меня-то рябина не действует, – мрачно напомнил Киллиан, жалея, что не захватил из дома револьвер. – Кстати, а почему корриган назвала тебя «Тис-Хранитель»? Не в первый раз уже слышу это имя.
– Долгая и никому не интересная история, – отмахнулся Айвор. – У нас других забот полно. Если меня не обманывает чувство пространства, то искомый дом находится примерно вон там. И я даже не знаю, чего хочу больше – застать колдуна на месте или наткнуться на пустое жилище.
Дом у старой рябины Киллиан заметил издалека – он выделялся, как самый гнилой зуб во рту у нищего. Метров за тридцать до него Айвор сперва замедлил шаг, а затем и вовсе остановился.
– Дальше не могу. Мутит, – сознался он, распуская шнуровку на рубашке. – Ты-то не видишь, а для меня тут всё такой гарью дышит…
– Рябина?
– Хуже, – ответил Айвор, сузив глаза. – Но в доме никого, похоже, нет. Ступай и осмотрись там, но далеко вглубь не заходи. Если почувствуешь дурноту или увидишь идолище, кости или большое дубовое бревно – тут же возвращайся обратно и жди меня здесь. Если совсем будет плохо или кто-то станет тебя преследовать, а меня рядом не окажется – беги к Ивице, к омуту, сунь руку в воду и позови корриган. Попроси, чтоб она тебя на дне от грозы спрятала, именно такими словами. Она не откажет. Ну, ступай.
– А ты?
Киллиану стало не по себе. Таким собранным и мрачным он трусоватого Айвора не видел давно.
– А я найду пока кое-что нужное, поспрашиваю по окрестным домам, – загадочно ответил фейри и, поведя плечом, исчез.
Киллиан посмотрел на покосившуюся хибару у древней, поникшей рябины и, вытащив из-за голенища сапога нож, осторожно направился к ней.
Чем ближе он подходил, тем труднее дышалось. И дело было не в зловонии, как в Кирпичном тупике, на берегу Смердячки. Казалось, сам воздух здесь сгустился, стал похожим на сухую, карябающую горло взвесь, вроде измельчённой пемзы. Подмётки сапог точно превратились в две свинцовые наковальни, а нож тянул руку к земле, как мельничный жернов.
Дверь хибары оказалась не заперта.
Внутри была всего одна комната. Ни лежанки, ни какого-либо подобия постели Киллиан не увидел. В крыше зияла огромная дыра, через которую лился мутный, словно в пасмурный день, солнечный свет. А прямо под дырой лежало бревно – точнее, половина бревна в тёмных подтёках.
Сильно воняло гнилым мясом.
«И во что же меня втравил дорогой дядюшка О’Рейли?»
Чувствуя, как горлу подкатывает тошнота, Киллиан пробкой выскочил из дома и на заплетающихся ногах побежал к месту встречи с Айвором. Фейри, разумеется, ещё не вернулся, но вдали от жуткого бревна дурнота стала понемногу проходить. К тому времени, как из зарослей вереска беззвучно выступил Айвор, неся на плече мешок с чем-то булькающим и звякающим, Киллиан почти пришёл в себя – от дурного самочувствия осталась только глухая, душащая тоска.
– Налюбовался? – спросил фейри, глядя на сидящего прямо на земле компаньона.
– Там было бревно, – не отвечая на шпильку, сказал Киллиан. – И, кажется, оно в крови. Хотя я ошибаться могу.
– Ты не ошибся, – спокойно подтвердил Айвор. – А это значит, что у меня есть только один выход… Знаешь, что в этом мешке?
– Нет. И не хочу.
– А придётся. Тут бутыли с маслом и керосином, собранные по всем окрестным домам. Брауни помогли мне – они тоже недовольны таким соседством, – кивнул Айвор на дом у рябины. Киллиан поднял голову:
– Хочешь сжечь дом?
– Умный мальчик. Нет-нет, сиди, ещё чего тебе не хватало – становиться святотатцем, пусть и оскверняя алтарь чужеземного божества… Будто бы оно виновато, что жрец у него с гнильцой оказался. Справимся по-другому.
– И как? – мрачно поинтересовался Киллиан.
Айвор плутовски ухмыльнулся.
– Раз я не могу подойти, а тебе это делать опасно – попросим птичек. С бессловесной твари какой спрос?
И, подмигнув Киллиану, он сунул руку за пазуху и достал маленький свисток из тростника – вроде тех, что делают деревенские мальчишки.
Киллиан звука не услышал. Зато услышали птицы. Они начали слетаться отовсюду – так, что небо даже на мгновение почернело от крыльев.
– Вороны?
– Абсолютно верно, мой смышлёный друг, – подтвердил Айвор, убирая свисток за пазуху. – А теперь молчи и наблюдай.
Айвор подманивал то одного ворона, то другого; каждому он вручал по откупоренной бутыли или фляге с маслом или керосином, шептал пару слов – и отпускал. Птицы, покружив немного со своей ношей над домом, так перехватывали когтями бутыли, что содержимое начинало медленно выливаться, а потом – бросали их и улетали. И так – раз за разом, пока мешок Айвора не опустел.
– Почти закончили, – пробубнил себе под нос фейри и, расправив мешок, вручил его двум воронам. Один край свободно болтался; Айвор откинул с лица спутанные пряди волос – и подул.
Край грязной мешковины вспыхнул, словно сухая бумага.
– Ну, ну, летите! – замахал Айвор руками, подгоняя птиц. Те поднялись в воздух, каркая, как показалось Киллиану, со злорадством, и полетели к проклятому дому.
…когда пылающая мешковина коснулась крыши, та вспыхнула серной спичкой.
– Вот и всё, – довольно упёр Айвор руки в бока. – А теперь – бежим отсюда, пока нас не застали хозяева. Надеюсь, огонь не перекинется на другие хибары…
Так быстро Киллиан не бегал уже давно. И снова по лицу хлестали ветки, и снова проскальзывала под ногами земля, а Айвор тянул его за руку, понукая, что ту лошадку, и хохоча. Вернуться домой, даже тропами фейри, они не успели – полил дождь.
Да ещё какой – с молниями и громом!
– Врёшь, не возьмёшь, – веселился Айвор, запрокидывая к небу лицо. Черты его заострились, и он напоминал теперь уже обликом не человека, а духа грозы, что проносится в грохочущей колеснице по низким облакам. Волосы развевались тёмным шёлковым плащом, точно дождь проходил сквозь них, не задевая. – Масло зачарованное! Слышишь, ты? Зачарованное! – кричал он и снова хохотал.
Киллиану было и жутко, и весело одновременно, как в детстве, когда Айвор ещё брал его с собой зимою кататься верхом на лисах.
На угол Рыночной площади они выскочили аккурат в то мгновение, когда часы в башне стали бить пять вечера. Люди, застигнутые внезапным дождём, разбегались, кто куда, и протяжно лаяли потревоженные собаки.
Айвор остановился так резко, что Киллиан чуть руку не вывихнул.
– Это плохо. Это очень, очень плохо… – пробормотал он. Волосы и одежда у него начали промокать и липнуть к телу.
– Что… плохо?.. – задыхаясь, спросил Киллиан. В боку у него кололо, горло словно крючьями раздирало от долгого бега.
– Кто-то разбил мой знак на калитке. Идём скорей, Нив может не справиться.
Уже подбегая к дому, Киллиан услышал заполошное ржание, женский крик… потом вдруг сверкнула ослепительно бело-синяя молния, оглушающе прогремел гром – и дождь начал стихать. Во дворик Киллиан влетел, уже не заботясь о сохранности примул и наперстянки – да так и замер, заворожённый дивной картиной.
