борода поседела окончательно. Лишь светло-голубые глаза — знаменитая черта всего рода Ланге — оставались живыми и мудрыми. В том, что граф сдал, не было ничего удивительного. Он годился Грегору в отцы, а в эти суровые времена каждый год переживался как два.
— Доброе утро, ваша милость.
Альдор вздрогнул и инстинктивно подобрался, услышав тихий голос королевы. Ее присутствие в зале в этот час было необычно. Истерд имела привычку просыпаться еще до рассвета и первые утренние часы проводила в саду с наставниками, обучаясь языкам и грамоте.
Одетая по-домашнему, королева устроилась подле камина в кресле с высокой спинкой. В руках ее было шитье, но Альдор знал, что она держала его подле себя только для вида — этой женщине не была интересна дамская работа, ибо руки привыкли к оружию. Однако хайлигландское общество желало королеву традиционных взглядов: кроткую, хозяйственную, искусную. Альдор наблюдал за Истерд уже полтора года и каждый раз задавался вопросом: была ли она счастлива? Стоил ли отказ от дома и привычной жизни той небольшой короны, что она получила? Каково ей было жить, зная, что каждое ее слово, каждый поступок сравнивали со словами и деяниями другой женщины — женщины, величия которой ей было никогда не достичь? Но если чему Истерд и научилась у хайлигландского двора, так это умению скрывать чувства.
— Прикажу подать еще блюд и пошлю за королем. — Истерд небрежно бросила шитье в корзину и покинула кресло. — Его величество упражняется с самого рассвета. И раз все в сборе, он будет рад поесть вместе. Дела не ждут.
Истерд тайком метнула на Альдора вопросительный взгляд. Она часто советовалась с ним по поводу оборотов речи и поведения при дворе. Выросшей в непосредственности, Истерд было сложно проникнуться даже простым хайлигландским этикетом. Но угодить она пыталась — уж как могла. Альдор чуть прикрыл глаза и едва заметно улыбнулся, убеждая госпожу, что все было в порядке. Да, этой рундке никогда не достичь красноречия покойной леди Ириталь, и хайлигландцы никогда не полюбят ее так, как обожали первую любовь Грегора. Да и черт с ним. Лишь бы не натворила глупостей.
И лишь бы эта война скорее закончилась. Альдор давно смирился с неотвратимостью бойни, к которой Грегор готовился и упорно стремился на протяжении последних лет. И раз избежать кровопролития не получится, эрцканцлер был рад покончить с ним поскорее.
— Все ли привели войска? — непринужденно спросил Адалар, потянувшись за хлебом. — Мы видели лагеря сил Ульцфельда и Кельбу в окрестностях. Даже ваши родичи из Граувера отдали долг и прислали людей. Хотелось бы понимать, сколько нас.
Альдор налил себе молока. Есть снова не хотелось: живот истязали спазмы уже третий день. Стоило положить кусок в рот, как его тут же тошнило. Приходилось жевать сухари — лишь эту еду желудок принимал.
— Больше, чем ожидали, с учетом войск Магнуса, — ответил эрцканцлер, оторвал хлебный мякиш от корки и скатал из него шарик. — Огнебородый поистине расщедрился. Северяне разделили войска на две части. Первая, более многочисленна я армия, под руководством Вигге Магнуссена прошла сквозь Рундкар на севере и вышла к Освендису. Если повезет, местный лорд боя не даст. Вторая часть привела флот. Нас погрузят на корабли в Горфе. Насколько мне известно, суда уже должны были прибыть.
Старший Ланге кивнул.
— Какая численность войск Вигге? — спросил он.
— Тридцать тысяч.
Кивер уронил нож.
— Сколько?
Альдор понимающе улыбнулся.
— Ты не ослышался, друг мой. Тридцать. Материк не знал таких многочисленных армий со времен Таллония Великого. Впрочем, в иных летописях говорится, что в Древней империи регулярно служило до ста тысяч человек…
— Древняя империя и занимала территорию в половину материка, там все было ясно, — ответил старший Ланге. — Но то, что есть сейчас… Тридцать тысяч человек у Вигге, десять — у Грегора и Магнуса, да еще и на кораблях…
— У Миссолена нет шансов, — подытожил Кивер. — Остается лишь поблагодарить Хранителя, что такая сила на нашей стороне.
— Вигге сделает правителю Освендиса предложение, от которого тот вряд ли откажется. Если Брайс Аллантайн перейдет на нашу сторону, мы обретем еще большее преимущество. По разным подсчетам, у Освендиса армия от пяти до десяти тысяч человек.
Кивер задумчиво разглядывал дырке на ломте сыра.
— Вопрос, чем нам может ответить Миссолен, — сказал он.
— Бельтерианская тяжелая конница — две тысячи. Но это элита. Говорят, один их всадник стоит десятерых пеших солдат. Рикенаар отзовет пехоту с эннийских границ — еще пять-семь тысяч, может и больше. Не стоит забывать и об имперской гвардии, что стоит на защите Миссолена. Тысяча лучших воинов. И на всю империю наберется тысяч десять солдат. Вряд ли они будут хорошо обучены и вооружены — ни император Маргий, ни его наследники не вкладывались в военное дело.
— А ополченцы, Альдор? — возразил Кивер. — Для имперцев мы — захватчики. Мы придем на их земли, и они будут защищаться. Пусть неумело, но они хорошо знают местность и смогут от души напакостить. На их месте я бы поступил бы так же. И я не стану вырезать мирных жителей без серьезной причины.
Альдор лишь пожал плечами, раздумывая, не помешает ли такое человеколюбие исполнять приказы короля. Сердце Кивера ден Ланге сохранило доброту, пройдя сквозь десятки битв и сотни стычек. Слишком много доброты для военачальника.
— Тебе и не придется, если мы предложим им кое-что получше.
Сидевшие за столом обернулись и повскакивали с лавок, услышав голос короля. Грегор бодро спускался по лестнице в сопровождении Истерд и целой свиты духовенства: братьев Аристида, Фастреда и Норберта. Последнего — высушенного, точно рыба, высокого мужчину — Альдор недолюбливал за поистине фанатичную приверженность новой вере. Аристиду Граувер, впрочем, тоже не доверял, хотя тот пользовался исключительной благосклонностью короля. Самым понятным из этой церковной братии оставался брат Фастред. Быть может потому, что некогда избрал путь воинствующего монаха, а не интригана в застенках. Жизненный уклад и простота нравов братьев-проекторов были отлично знакомы Альдору. И если бы ему предоставили выбор, с кем из этой троицы вести дела, он без раздумий выбрал бы Фастреда. Оставалось лишь жалеть, что среди всего духовенства, окружавшего Грегора, голос этого брата-протектора оставался самым тихим.
— Ваше величество. — Гости и Альдор склонились в знак приветствия, но Грегор с привычной ему непосредственностью проигнорировал церемониал.
— Доброе утро, друзья! Давайте же есть! — хлопнул он в ладоши и позволил выскочившим из кухни слугам приставить еще одну скамью для свиты, а сам уселся на доселе пустовавший стул во главе стола. — Умираю с голоду. Этот Веззам из «Сотни» сущий зверь! Даже в
