Я усмехнулась, чуть подалась вперед и поймала его палец, медленно его облизав. Да, и это тоже видела — одна из девочек проделывала нечто похожее, только совсем не с пальцем. Роже замер, улыбка пропала с его лица, а дыхание стало прерывистым. Я выпустила подушечку, прикрыла глаза ресницами и одним движением избавилась от корсажа, небрежно бросив его на пол. Утром одна из служанок вернет в мою комнату.
— Как тебя зовут, Птичка? — тихо спросил он.
— Полин. — Я потянулась за большой клубникой, не сводя с Роже взгляда, откусила, но глотать не стала, так и держа кусочек в зубах.
Роже понял правильно, и через несколько мгновений я повторила его фокус с персиком. Не отрываясь от моих губ, рыжий подхватил меня за попку, легко встал и направился к двери. А я упивалась сладостью поцелуя, наслаждалась жаром, текшим по венам, и предвкушала, как очень скоро сгорю без остатка в чистой страсти, отдамся на волю умелых рук этого Роже, и он научит меня не только целоваться. Мадам Жиан правильно подсказала мне, кого выбрать.
Как мы добрались до моих комнат, я, признаться, не помнила, полностью погрузившись в восхитительное волшебство проснувшихся эмоций: целовался Роже действительно что надо, у меня аж голова кружилась и по спине то и дело прокатывалась горячая дрожь. Время от времени приходилось отрываться от таких соблазнительных губ и восстанавливать дыхание, ибо воздух заканчивался в легких очень быстро, но надолго меня не хватало, и я снова жадно приникала к его сладкому рту. Когда за нами захлопнулась дверь моей спальни и меня опустили на пол, я, не дожидаясь, сама принялась стаскивать с Роже рубашку, на что получила ехидное замечание:
— Какая ты, оказывается, горячая штучка, Полли, для девственницы-то!
Я не стала ему объяснять, что у магов Жизни отношение к сексу совсем другое, чем у обычных женщин. Он для них — необходимая часть их дара, неотъемлемая и важная. Именно поэтому такие, как я, крайне редко заводят семью…
Поздним вечером, бордель «Золотые колибри»
— Полин, Птичка моя, безумно рад тебя видеть! — вырвал из воспоминаний радостный голос Поля — я, оказывается, уже успела наполовину преодолеть лестницу, пока делала экскурс в прошлое.
А внизу стоял Поль — высокий, гибкий, мускулистый, с гладко зачесанными назад светлыми волосами, собранными сзади в аккуратный маленький хвостик. Он белозубо улыбался, раскинув руки, его глаза блестели предвкушением, и я улыбнулась в ответ, помахав рукой с золотистым пером. Да, сегодня он — мой, как и в предыдущие разы и, возможно, в следующие свои посещения. Пока Поль мне не надоел и магия раз за разом откликалась на него, значит, он — мой постоянный клиент. Шагнув с последних ступенек, я обвила руками его шею, наощупь вставив перо в хвост, и прильнула к губам, прижавшись всем телом к мужчине. Сильные руки тут же обняли, приподняли и понесли снова наверх. Сила, перемешанная с жарким желанием, пылала внутри огненным факелом, требуя выхода, отключая сознание и оставляя только инстинкты. Где-то на границе мелькнула шальная и совсем не к месту мысль, а как было бы, если бы я, допустим, позволила Гастону прикоснуться к себе… А потом мне стало не до размышлений — мы с Полем добрались до моих покоев.
Я не помнила, как разделась — или меня раздели? — как и то, в какой момент на Поле не осталось одежды. Когда магия Жизни требует выхода, я становлюсь сгустком чистой силы, в которой сгорают ощущения и эмоции и остается одна только жажда: дарить себя, дарить радость и счастье, отдать часть того света, что наполняет до краев. Это — особенность таких, как я, за эту способность нас и ценят некроманты и стремятся заполучить. Мы — Жизнь, мы — свет, мы — все то, что олицетворяет радость существования в этом мире, и только благодаря связи с нами некроманты могут вернуться с той стороны, где порождения Смерти уязвимы и их можно уничтожить. Но сейчас я не хочу об этом думать, сейчас я — чистое наслаждение, пьянящее удовольствие, и большего мне не надо… Об остальном подумаю утром.
На следующее утро, дом Гастона Лорана
«Его величеству от начальника стражи некромантов города Парижа Гастона Лорана. Ваше величество, прошу дозволения на посещение дома терпимости в связи с предсказанием сонхау». Гастон еще раз перечитал прошение, поморщился, небрежным движением ладони высушил чернила и аккуратно сложил листок. Досадная, но необходимая формальность, Наарэми крайне щепетильно относится к соблюдению протокола. Хорошо бы Анжуйский оказался на месте в своем кабинете в Консьержери, а не умотал в очередной рейд куда-нибудь в предместья Парижа. Гастон недовольно поджал губы: хоть Ален Дерош и являлся его непосредственным начальником, но отношения у них не сказать чтобы ровные. Лорану не всегда нравились методы работы брата короля, да и то, как часто у него менялись якоря, тоже не прибавляло Гастону любви к начальству. Хорошо, что Анжу редко лез в его дела, довольствуясь отчетами. Но когда все же решал показать, что он — глава некромантов Франции… Лоран на несколько мгновений задумался, а не пойти ли напрямую к королю, минуя Дероша, но потом отказался от этой идеи. Скандал будет знатный, Анжуйский тоже не любил, когда действовали через его голову. Особенно он, Гастон. Некромант ухмыльнулся, хмыкнул и встал. Капнув воском, запечатал послание, дабы Дерош не сунул свой любопытный нос в то, что его не касается напрямую, и вышел из кабинета, направившись к выходу из дома. Естественно, Анжуйский будет спрашивать, что за послание королю, но черта с два Гастон признается. Нечего его светлости знать, что Лоран нашел якорь после трех лет безуспешных поисков. А в том, что Полин ему проиграет в следующий раз, некромант не сомневался.
Захватив посох, в навершии которого красовался такой же черный бриллиант, как и в кинжале, Гастон вышел из своего дома, располагавшегося недалеко от Лувра и сада Тюильри на тихой и уютной улочке Сент-Оноре. До Консьержери идти недалеко, по Ракушечной улице к Новому мосту и дальше по набережной. Извозчика Гастон решил не брать, ему нравилось гулять по Парижу, вдыхать соблазнительные запахи свежеиспеченных круассанов и багетов из ближайших булочных, любоваться на спешащих по своим делам обычных людей и неторопливо прогуливавшихся аристократов. В уютных кафе за столиками под навесами сидели посетители, за чашечкой кофе или бокалом вина обсуждая утренние новости и сплетни, разглядывая прохожих и проезжающие мимо экипажи. На окнах и балкончиках стояли ящики с цветами, добавляя ярких красок, и крайне сложно становилось представить, что с наступлением темноты улицы разительно менялись.
