Я понимала, и от этого было еще горше. Как и от сочувствующего взгляда Эреи Ноллин, которая и не думала ругать меня за безответственное поведение, наоборот, еще и утешала.
— С каждым может случиться, — улыбнулась она. — Ты лишь учишься. Ошибки неизбежны, но это и к лучшему — они помогают усвоить материал и наглядно объясняют, для чего существуют правила и чем чревато их нарушение. Не думаешь же ты, что кто-либо обходился без ошибок?
— Риллис Гилен? — вырвалось у меня, так как мой взгляд как раз остановился на его портрете, висящем над часами.
Здесь он был совсем еще мальчишкой с рыжими вихрами непослушных волос, лукавыми карими глазами, задорной улыбкой и россыпью веснушек на тонком носу и бледных щеках. Великим чародеям ни небрежность прически, ни наличие веснушек не возбраняется… Я коснулась собственного носа и улыбнулась. Раньше я даже гордилась своим сходством с Гиленом. Жаль только, что оное ограничилось лишь цветом волос и золотистыми крапинками на коже.
— Риллис Гилен — всего-навсего человек, пусть и очень одаренный, — тоже взглянула на портрет наставница. — И ему пришлось до всего доходить своим умом. Логично предположить, что и ошибок он наделал гораздо больше, чем любой из студентов, имеющих возможность получить помощь преподавателей.
О таком я, признаться, даже не задумывалась. Великий чародей, основатель нашего университета, казался мне воплощением мудрости и непогрешимости. Но ведь великими чародеями не рождаются… И путь, который Гилену пришлось пройти, прежде чем достигнуть определенного успеха, наверняка розами устлан не был. Жаль, что его род прервался на нем… Немногочисленные свидетельства современников Риллиса Гилена небогаты на информацию, и биография выдающегося чародея была до обидного сухой и короткой. Официальной. И сейчас я как никогда остро понимала, что за великим, отлитым в бронзе чародеем потерялся живой человек со своими слабостями, чувствами, мечтаниями.
Предвидел ли он такое?..
— Санни, я беспокоюсь о тебе, — ворвался в мои невеселые размышления голос Эреи Ноллин. Она отставила в сторону чашку с так и не допитым чаем и с тревогой смотрела на меня. — Твое будущее… Я вижу его лишь до кануна Девичьего бала. Дальше — темнота. И ничто не рассеивает ее. Словно оно еще не определено, чего попросту не может быть.
— Не может? — растерянно переспросила я, по привычке нервно разглаживая юбку.
— Подобное существует лишь в теории. На практике лично я не сталкивалась… Даже упоминаний ни в одном источнике не видела. Не стоило говорить тебе об этом… Но я считаю своим долгом предупредить тебя о возможной опасности. Просто будь осторожнее, хорошо?
— Хорошо, — кивнула я, сжав в ладонях многострадальную ткань.
Да что же такое… Не складывается у меня с предсказаниями. То вовсе ничего не выходит, то я вижу какие-то страшные вещи, то оные предрекают мне…
Может, это знак, что стоит свернуть на другой путь, пока еще не слишком поздно? Рассеется ли тогда окутавшая мое будущее тьма — или же станет еще непрогляднее?
У мэтрессы Ноллин, пользуясь ее добротой, я провела неоправданно много времени. Она ушла на занятия, оставив меня в компании чая, пирога и улыбающегося с портрета Риллиса Гилена, и я долго сидела, погасив свет, грея руки о чашку и не решаясь покинуть теплое и уютное убежище.
Но все равно пришлось.
Дождь закончился, но солнце не спешило выглядывать из-за серых обрывков туч, и сумерки не преминули этим воспользоваться, раньше времени укутывая землю. Лужи блестели на дорожках мертвым серебром, трава выглядела пожухлой и больной. Я медленно брела по главной аллее, стараясь ступать на сухое, и прятала озябшие руки в карманах плаща, чего воспитанным леди делать не полагается. Пальцы левой руки нервно поглаживали вышитый бисером кошель, в котором лежали три флакончика. Наставница выдала их с четким указанием: по капле из каждого на стакан воды, и так три раза в день до исчезновения тревожных симптомов. Еще она запретила мне практиковаться в ближайшие дни и убедительно попросила избегать волнений.
С последним дело обстояло хуже всего, потому как в этом вопросе от меня совершенно ничего не зависело.
Статуи сказочных существ, охраняющие аллею, серые, как и всё вокруг, казались живыми. Они провожали меня взглядами и потягивались, будто леди Геллея в излюбленном ею образе кошки, но стоило мне обернуться, как замирали в прежних позах, и лишь дорожки от небесных слез поблескивали на холодном камне в свете неохотно разгорающихся фонарей.
Темнело слишком быстро; наступающий вечер принес с собой ветер, резкий, пронизывающий, заставляющий ускорять шаг. Теперь мне чудились не только движения, но и шепотки, и от понимания, что это всего лишь мое разыгравшееся воображение, легче не становилось.
Как назло, вокруг было безлюдно. И тихо. Только со стороны Западной башни, где располагался учебный корпус боевиков и некромантов, доносились приглушенные расстоянием голоса; то ли тренировка у них, то ли гулянка, что меня вполне устраивало, — ни первое, ни второе мое персональное несчастье ни за что не пропустит, а значит, шансы наткнуться на него практически равны нулю. Немного приободрившись, я посмотрела вперед и недобрым словом помянула изощренные шутки леди Удачи.
Там, прислонившись к освещенной золотым светом фонаря мраморной фее, стоял Риннар. В руках он держал мой зонт, и почему-то именно это разозлило меня больше всего.
Ноги сами свернули с аллеи на одну из тропок. Непросохшая земля жадно чавкала под ботинками, каблуки увязали в ней, с ветвей деревьев то и дело срывались скопившиеся в листьях дождевые капли, но сама мысль о том, чтобы еще раз встретиться с Шариденом, была неприятна.
Ужасный, ужасный день!
И кто бы мог подумать, что всего через несколько минут он станет еще ужаснее…
Наверное, Эрея Ноллин, советовавшая никуда не сворачивать по пути в жилой корпус.
Нездоровое оживление на аллее мне вовсе не почудилось. За мной действительно наблюдали, за мной следовали, меня изучали… Но не смели выйти под свет фонарей. Да и зачем, если глупая добыча в итоге сама сошла с безопасной дороги?
Я видела лишь более плотный, чем следовало бы, сумрак, оживший, двигающийся, перешептывающийся, но мне хватило, чтобы не дожидаться, когда то, что в нем скрывалось, дотянется до меня.
Бегала я быстро, высоких каблуков не признавала, и у меня получилось бы уйти, если бы не раскисшая от дождя земля. Я почти добралась до башни боевиков, когда нога поехала в сторону и щиколотку прострелило болью. Не упала лишь чудом, но чудо это стоило нескольких лишних мгновений, за которые то, что гналось за мной, почти достигло цели.
