Теоретически, магом может стать каждый. Теоретически. Но ведь и охотником на акул тоже может стать каждый - и тоже, теоретически. Ясно одно: научиться этому, читая инструкцию, тем более, сразу и вдруг - невозможно, если ты не гений. Меня гением назвать было сложно, при всех моих несомненных достоинствах вроде фантастического трудолюбия, упорства в достижении цели и сильного, пусть и узконаправленного дара.
Санти не пытался сделать комплимент - просто констатировал факт. Но куда дар направлен, разъяснять отказался. Вернее, просто шарахнулся от меня, как черт от ладана.
Всемогущей колдуньи из меня не вышло, да и не могло выйти: даже для того, чтобы научиться видеть - ауры, энергетические потоки, астральные течения - требовался не один месяц упорных занятий. Но, выполняя несложные упражнения для "дурья дубового", как называло самое толковое пособие грызунов магического гранита, я, сначала редко, потом всё чаще и чаще, начала чувствовать магию. То ли шепот на краю сознания, то ли мерцание в уголке глаза, то ли еле-еле заметное дуновение ветра - описать это было не легче, чем форму груши: все знают, как она выглядит, но попробуй-ка, расскажи! А к концу своего заключения я уже уверенно определяла момент, когда Санти начинал колдовать.
Только у заклинаний Санти и магии, пульсирующей сейчас внутри круга некромантов, общего было не больше, чем у персика с… гнилым персиком. Гексаграмму словно бы замкнуло в невидимую сферу. Стих шелест ветра и долетавшее издалека пение птиц, дневной свет заметно потускнел. Воздух словно бы сгустился, став вязким, как желе, в лицо пахнуло могильной стылью, горло стиснула невидимая костлявая рука. Фигуры некромантов окутало мертвенно-бледное свечение, линии гексаграммы засияли отвратительным синюшно-красным, и внезапно я отчетливо увидела кошмарное чернильно-чёрное облако, клубящееся вокруг алтаря. Крошечные ветвистые молнии пронизывали аморфную облачную тушу, она то сжималась в комок, то выпускала отвратительные щупальца, распространяя вокруг себя ауру парализующего волю страха. Не в силах шевельнуться, я только беспомощно захныкала, когда одно особенно длинное щупальце принялось деловито меня ощупывать и поглаживать, будто ища кусочек повкуснее и помягче, а затем удовлетворённо втянулось обратно в облако.
Когда в глазах посветлело, первое, что я увидела - как Ишко неторопливо достаёт из кожаного футляра длинный нож с белым, словно светящимся клинком и благоговейно прикладывает его ко лбу. Ну вот, собственно, и всё, поняла я. Сейчас полоснут хорошенько по венам, пробубнят ещё парочку стишков и прощай, Избранница, чьего имени мир никогда не узнает…
Мне показалось, что язык примёрз к нёбу, а в животе заворочалось противная скользкая медуза, но я переборола себя и звонким ясным голосом проговорила:
- Моё почтение, глубокоуважаемые господа некроманты! Надеюсь, не в обиде, что я не аплодирую? Руки немного заняты, - я выразительно подергала цепи. - Эманации - что надо, молодцы, а вот спецэффекты подкачали. Вы посмотрите вокруг: ну что это такое? Я когда на том свете расскажу, как современные трупоядцы жертвы приносят, меня же на смех поднимут! Где клубящиеся тучи, где громовые раскаты, где вспышки молний, где жуткие, потусторонние завывания? Это у вас призыв, в конце концов, или воскресные посиделки… ммм… постоялки? Без вдохновения работаете, господа, без вдохновения! Кстати, шестой автобусный парк как раз приглашает на работу бубнильщиков для объявления остановок. Телефончик дать?…
Некроманты, как по команде замолчали, жадно хватанули ртом воздух и завели новое заклинание, звучавшее, как совершеннейшая галиматья - беспорядочный набор писков, визгов, шелестов, шорохов и подвываний. Но не успела я брюзгливо заявить протест против оскорбления своего слуха, как прямо в голове пошел синхронный перевод. Сначала он походил на тихое бормотание - словно кто-то окликал меня издали, но нельзя было разобрать ни слова. Затем далёкие болтуны, словно почувствовав, что их заметили, взялись за бормоталку с удвоенной энергией и громкостью. Они загрохотали в ушах Ниагарским водопадом, завыли ураганным ветром, легко заглушив охрипшие голоса "всемогущих владык смерти".
Слова на тяжелых мертвых языках, которые я не понимала даже с приколотым к платью Трилистником Ванги, лились рекой, перемежаясь с обычной речью. Ишко благоговейно внимал жутковатому речитативу собратьев, деловито ощупывал моё запястье, любовался, как мерцает в лучах утреннего солнца чудесный клинок, и в красках представлял предстоящую мученическую смерть и возрождение - всё одновременно.
Один из внутренних голосов внезапно издал ликующий визг, вскрывший мою черепную коробку, как консервный нож, и наждаком прошедшийся по нервам.
- А погромче нельзя?… - себе под нос сердито пробормотала я. - Правым ухом я, кажется, ещё немного слышу.
- Заткнись, девка! - рявкнул Ишко, вырванный из сладостных мечтаний. - Заткнись, наконец, заткнись, заткнись, заткнись!!! - И для острастки ткнул меня рукоятью ножа - клинком не посмел - в бок.
- Ой! А из чего это? - немедленно полюбопытствовала я, пытаясь хоть немного заглушить звучащие в голове назойливые голоса.
- Не твоё де…
- Как не моё, когда ты этой штукой будешь меня кромсать?! - с благородным негодованием перебила я. - А вдруг она тупая? А вдруг она сломается? Твоему Рги… Рви… чёрт, ну почему все Повелители Ночи, Боли и Смерти обожают зубодробительные имена?! Короче, моему женишку - вы ведь так меня называете, Невеста Древнего Бога? - может не понравиться, что его первый выход в свет, будет омрачен… хотя нет, это ему как раз понравится, Владыка Теней он или зачем? Или кто? Цепи дьявола сковали меня и силки зла опутали меня, так помолимся же, братья и сестры, за упокой души светлой и чистой пред законом, аки капля украинской горилки на шматке сочного, свежего, белого сала!…
Болтаю я много, с огромным удовольствием и без всякого затруднения. Профессия требует, да и врождённый талант способствует. Родные давно уяснили для себя, что единственный способ заткнуть меня - это дать мне то, что я хочу, будь то погремушка, кукла, последнее пирожное или кусок информации. Санти придумал ещё один - пентакль Молчания, но Ишко до Санти было танцевать, как аризонскому койоту до русской берёзки.
- Этот нож целиком сделан из рога единорога, - сквозь зубы выдавил Ишко, позорно сдавая позиции. - Он никогда не тупится, не ломается. Разрезы нанесенные им - ровные и тонкие, какие и должны быть на теле священной девственницы, чистой, как слеза… - мальчишка стиснул рукоять ножа так, что костяшки пальцев побелели. - Да уж… только откроет рот, так со всех слезы ручьями текут…
