Под палящими лучами солнца у меня облупился нос и руки сами по себе тянулись ободрать спаленную, тонкую кожу. После этого оставались некрасивые розовые пятна, напоминавшие о какой-то коросте. Я в очередной раз поймала себя за этим занятием и недовольно фыркнула. Не ковырять было выше моих сил – нос так и свербел. Я с ненавистью уставилась на свои руки и мстительно прищурилась. Неужто моя сила воли спасует перед какой-то чесоткой на носу?
-Ну уж нет! – произнесла я – Кто тут, по-вашему, главный?
И с этими словами я запихнула ладони себе под живот. Так было вернее.
Пойти купаться я могла хоть сейчас. Из-за невыносимого зноя бабушка Бланка ввела в действие щадящий трудовой режим, урезав мои обязанности до полива малины, смородины и помидоров. С этим плевым делом я справилась уже давно и была свободна как ветер. Уже и мои приятели прибегали, чтоб пригласить меня на речку, но я отказалась.
У меня было важное дело.
Около месяца назад в наших краях объявилась крылатая зверюга, в которой старожилы опознали гарпию, правда порядком измельчавшую. Эта тварь повадилась тягать кур, подрывая и без того шаткое экономическое положение нашего хозяйства. Кроме этого, один дед с хутора авторитетно заявил, что эта крылатая зараза будет постепенно расти и на следующий год перейдет на коз, а затем и на детишек.
Известно было, что этот дед – большое трепло. Но я отнеслась к его словам с вниманием, потому как нашла в кладовой книжку, где как раз описывался подобный случай. Правда, гарпия там как раз начинала с детишек, а заканчивала тяжеловооруженными рыцарями, но общее настроение того повествования я уловила. До детей мне дела особо не было (себя к таковым я не причисляла лет с восьми), а вот судьба нашей козы меня беспокоила.
В деревне никто не спешил поднимать панику. Из-за жары на людей навалилась апатия и лень. Гарпия, пока что не отличавшаяся чрезмерным аппетитом (коршуны, к примеру, утащили куда больше кур с нашего подворья) могла поселиться в курятнике старосты – до этого всем не было никакого дела. Я поняла, что действовать придется мне.
Томясь в духоте своей комнаты во время очередного наказания за очередной проступок, я разработала план действий, провела подготовительную работу и приступила к его реализации. Если бы не жара, я бы даже получила бы от этого удовольствие. Охотиться на гарпию было куда интереснее, чем прясть кудель или перебирать чечевицу в кладовой.
Мой план включал в себя такие составляющие: самая старая курица, привязанная за ногу около курятника; кусок рыболовной сети, украденной мною вчера вечером из пруда; увесистое полено.
Ясно, что мои намерения по отношению к гарпии были самые что ни есть кровожадные.
Я заняла свое место в засаде – крыша курятника – положила рядом с собой сеть с поленом и принялась ждать. Несмотря на тень от старых тополей, растущих у нашего двора, мне было очень жарко. Казалось, что подо мной кто-то развел костер и полусгнившая солома, покрывающая крышу, вот-вот начнет тлеть.
Гарпия, словно издеваясь, не показывалась.
Курица от жары совсем оглупела, наполовину закопалась в песок, вяло подгребая под себя пыль лапами, и выглядела настолько малоаппетитно, что на нее даже трупоед бы не позарился. Я тоже разомлела, растянулась на животе и боролась со сном из последних сил. Тут окно кладовки, выходящее во двор, распахнулось настежь, и зычный голос моей бабушки нарушил сонно-мертвую тишину двора.
-Каррен, где твое платье с воротником?!!
Меня от возмущения даже подбросило. Все подготовительные работы насмарку!
-Ну что ты кричишь?!! – заорала я в ответ. – Я же в засаде!!!
Голова бабушки, увенчанная сложной и крайне туго заплетенной косой, повернулась в мою сторону.
-Что за тон, юная дама? – назидательно промолвила она. – Разве так подобает разговаривать со старшими? Особенно с бабушкой, которая может всыпать розг?
-Извиняюсь, – буркнула я. Это было сказано только ради проформы – выбить из меня искреннее извинение было не так просто. Но в тоне бабушки я не уловила той пресловутой ноты, которая заставила бы меня отнестись к нему серьёзно. Соответственно и она не обратила внимания на явно наглый тон моего ответа.
-Где то платье, что я сшила осенью? – повторила свой вопрос бабушка.
-В ларе, что под старым тюфяком в полоску, – сказала я. – А что такое?
-Ах, да… – и голова бабушки тут же исчезла из оконного проёма.
Я заподозрила неладное.
-Бабуля, зачем тебе платье?
Ответа не последовало. До меня донесся глухой шум падения чего-то большого, но мягкого, затем грохот откинутой крышки, скрип заржавевших петель, громкое бабушкино чихание и ее слова: «А пылищи-то, пылищи!..» Из окна чинно выплыла сизая тучка пыли, вспыхивающая редкими искорками в солнечных лучах.
Но меня уже нельзя было сбить с толку. Платье, о котором шла речь, я надевала всего единожды, когда бабуля, заставила меня посетить службу в местном храме в качестве наказания за разбитое фарфоровое блюдо, бережно хранящееся в память о какой-то бабушкиной кузине. Оно – платье, не блюдо – было темно-синего цвета, по подолу украшено несгибаемым рюшем, в который словно проволоку вставили, а рукава – о, ужас! – имели форму фонариков. Я отчетливо помнила, как кусался кружевной воротник, заставляя меня ерзать на жесткой деревянной скамье, как косились на меня остальные добропорядочные прихожане, и как тогда я возненавидела и храм, и платье, и все человечество. Больше случаев надеть это орудие пытки не представилось, чему я была только рада. Но теперь платье зачем-то понадобилось бабушке! Неужели меня снова ждет поход в храм? Но за что?!!
-Бабушка, ответь мне! На… для чего тебе понадобилось платье?!! – в то время я частенько сквернословила, приводя бабушку в состояние сильнейшего гнева, поэтому приходилось следить за своей речью в оба.
В окне вновь показалась бабушкина голова, припорошенная пылью. Она принялась деловито трепать мятую синюю тряпку, в которой я без труда узнала то самое платье. Работу эту она выполняла весьма сосредоточенно, из чего я сделала вывод, что мой вопрос она прекрасно расслышала.
-Бабушка, – мрачно позвала я ее, постаравшись вложить в свой голос тень угрозы.
Она еще немного потрепала платье, придирчиво осмотрела его и покачала головой. Затем поковыряла пальцем пятно на подоле – в кладовой водились мыши – и вновь принялась исследовать мерзкое одеяние. И лишь когда мои глаза от сдерживаемого крика стали круглыми, как у филина, она снизошла до ответа.
-Завтра мы отправляемся в Изгард, – сообщила она, словно это было самой обыденной новостью в мире. – Господин Вуффогель согласился подвезти нас до Артанда, к почтовым дилижансам. Твоего дядю Леонарда я уже предупредила, он ждет нас.
