Ветеран хмуро и внимательно выслушал сбивчивый рассказ новичка.
— Маникюр… — произнес он и замолчал.
Крима давно уже привык к малопонятному своему прозвищу, но сейчас ему показалось, будто прозвучало оно этаким приговором: то ли упрекнули, то ли одобрили. Подождал, не прибавит ли Одеор еще чего-нибудь. Не дождался. Суровый работяга сокрушенно качал тусклыми рожками. Потом взглянул на растерянную мордочку новичка и вроде подобрел.
— То, что ты сейчас видел, — растолковал он, — называется Маникюр. А ты думал, почему тебя так кличут?
Оцепеневший Крима лишь пошевелил губешками, беззвучно повторяя иное имя Совершенства. Ну если так, то пусть дразнят Маникюром и дальше.
— Как же они этого достигли?.. — еле выговорил он.
— Как-как! — сердито передразнил Одеор: — Ноготь-то женский.
— Женский?..
— Ну так если Тело женского рода! Видел небось, какой масти персонал? Ну и вот…
— Неужто там и Ногтей не грызут? — подавленно спросил Крима.
— Редко, крайне редко… — отвечал Одеор. — На женских Телах, чтоб ты знал, ваш брат чуть ли не главным специалистом числится.
— Выше Менингита?!
— Бывает, что и выше… — Ветеран всмотрелся в мечтательную мордочку новичка. — Знаешь, что я тебе, друг, скажу… — покряхтывая, молвил он. — Разные есть Тела. Бывают хуже, бывают лучше. А ты за свое держись. Ты здесь из чертоматки на свет вылез… Подумаешь, Ногти там не грызут! Тут Родина — там чужбина…
— А как это я там вдруг окажусь? — опешил тот.
— По-разному случается, — уклончиво отозвался старожил. — Когда нечаянно, когда нарочно… Морпиона при случае расспроси, он расскажет…
— Кого?
— Арабея, — пояснил ветеран. — Тоже искал, где лучше, а потом рад был копытца оттуда унести… Только, слышь, — спохватившись, прибавил он. — Морпионом его не называй, не надо… Обидится. И ушки с ним особо не развешивай. Такого наплетет, что рожки выпрямятся…
Крима слушал, округлив глазенки.
После этого разговора стал он несколько задумчив и рассеян, чем немедленно воспользовались проказники Левой Руки. Вдобавок, привыкнув к постоянным Телотрясениям, Крима, вопреки наказам старших, утратил бдительность и однажды не уберегся.
* * *
— Эй, Маникюр!
Голосок Балбела прозвучал тревожно. Крима выпрямился, оглянулся — тут-то все и приключилось.
Внезапный взмах Левой был настолько резок, что от ауры отделился солидный клок — и новичок вместе с ним. Крима как раз возился с волнообразным краем Мизинного Ногтя, пытаясь его подшлифовать, выровнять — и хотя бы слегка приблизить к увиденному недавно Идеалу. Теряя тепло, становясь все прозрачнее, радужный протуберанец вместе с барахтающимся, ошалевшим от неожиданности чертиком ушел вниз, где разбился о некую Твердь. Ожгло стужей — и Крима, судорожно подобрав мгновенно озябший хвостик, ринулся обратно, ввысь — сквозь леденящую пустоту Неживого Пространства.
Времени это, можно сказать, не заняло вообще, и все же несколько раз почудилось, будто рывок никогда не кончится и никогда не достичь спасительной теплой дымки, окутывающей смутный, медленно перемещающийся массив, именуемый Левой Рукой. Наконец родная аура нежно обняла хрупкое, покрытое мягкой серенькой шерсткой тельце — и Крима вцепился в Ноготь что было сил. Неподалеку, тыча в растяпу коготком, ликовал и заходился от хохота Балбел, прочно угнездившийся на Второй Фаланге Большого Пальца. В районе Локтя тоже веселились.
Судя по всему, старички столковались и нарочно подстроили внезапный этот взмах, застав Криму врасплох. Шутка дурацкая и жестокая, особенно если вспомнить о судьбе предшественника Кримы. Вообще работа на кончиках Ногтей считалась делом небезопасным.
— Очень смешно! — огрызнулся Крима, дрожа и распрямляя ломкий хвостик.
— А ушками хлопать не надо! — злорадно посоветовал ему Балбел. — Держаться надо как следует.
Взъерошенный Крима не ответил и снова занялся шлифовкой Ногтя — точнее, сделал вид, что занялся. За пределы ауры его выбросило впервые — это надо было еще осмыслить.
* * *
— Ну и как тебе Тот Свет? — лениво осведомились рядом.
Крима покосился на говорящего. Раньше он этого чертика не встречал ни разу. Должно быть, антипод — из тех, что работают ниже Пояса. Холеная шерстка, скучающе-ироническое выражение мордочки, кончик левого рожка сломлен.
— Откуда ты тут взялся такой? — буркнул Крима.
— Догадайся с трех раз, — любезно предложил пришелец и, видя, что гадать Крима не намерен, пояснил: — Ты не поверишь, но… перешагнул.
— Откуда?
— Откуда надо, оттуда и перешагнул… Арабей, — представился незнакомец.
Вот, значит, как он выглядит, этот возмутитель спокойствия, о котором Крима успел столько всего наслушаться! Арабей… Вообще-то он был Арабеей, но каждый раз оглашать обе буквы — много чести! Согласно раскладу обязанностей, Арабей отвечал за работу Пениса Слева. Само существование подобной должности озадачивало. Во-первых, как бы это вдруг Пенис мог оказаться слева? Но даже если бы и оказался, главная загадка состояла в том, что для Пениса Справа штатной единицы не полагалось вообще. Гениталиями заведовал Сорма, Тестикулами — Эйло, причем оба друг друга ненавидели. Сорма считал, что Эйло ему подчинен, Эйло же так не считал. Ревнивые, подозрительные, Арабея они, опасаясь интриг, к матчасти близко не подпускали, а тот, нисколько не возражая, блуждал себе по всему Телу и от нечего делать лез ко всем с разговорами. Как сейчас.
Приблизился ухмыляющийся Балбел.
— Здорово, лодырь! — приветствовал он Арабея.
— Здорово, пахарь! — ничуть не обидевшись, отозвался тот. Видно, давно привык к такому обращению и огрызался чисто машинально, не тратя лишних эмоций.
— Самому рожки обломали — теперь хочешь, чтобы и новичку тоже? — полюбопытствовал Балбел.
— Да вы их так и так обломаете…
Ухмылка Балбела стала несколько напряженной. Кажется, тягаться в остроязыкости с Арабеем было даже ему трудновато.
— А начальство твое как там поживает? — посопев, спросил он наконец.
— Ты про Этерафаопе Аброна? — небрежно уточнил ответственный за мифический Пенис Слева.
Балбел поперхнулся. Крима — тоже. Рисково шутил Арабей, да и неприлично: выше Этерафаопе Аброна начальства у чертиков не водилось. Балбел гневно фыркнул и отошел на всякий случай подальше.
— Ну так как тебе Тот Свет? — повторил Арабей.
Крима замер, припоминая, но сумел восстановить (а может, и придумать) лишь общие впечатления. Недосуг ему было тогда приглядываться — уцелеть бы! Кроме того, преломление света за пределами ауры оказалось совершенно иным, поэтому внешний мир явился новичку в искривленном, оплывшем виде.
