— Откуда ты знаешь?..
— Не забывай, малыш — я живу в твоей голове, — сухо сказал Том и ухмыльнулся. — Я знаю все, что знаешь ты, и многое из того, что ты не знаешь, а также то, о чем ты предпочел бы не знать вовсе.
— Почему ты вселился именно в мою голову?! — воскликнул Гарри. — Может, я не хочу ее с кем‑то делить!
— Этого я пока не знаю, — серьезно ответил Том. — Я вспомнил многое, но пока не все. Когда‑то я был волшебником… очень могущественным волшебником. Я замыслил великие дела, но боялся, что смерть может нарушить мои планы. Тогда я сделал кое‑что… кое‑что, что позволит мне вернуться даже с того света.
— Ты все‑таки умер, — догадался Гарри. — И теперь пытаешься вернуться?
Том снова улыбнулся — печально и высокомерно.
— Когда ты вырастешь окончательно, ты уйдешь из моей головы? — допытывался Гарри.
— А тебе бы этого хотелось?
— Ты странный, — честно признался Поттер. — Иногда жуткий. Но у меня никогда не было друзей… пока не появился ты.
Том посмотрел на него взглядом, исполненным снисходительного презрения. Гарри подумал, что десятилетним он нравился ему больше.
— Почему ты выбрал именно меня? — вновь задал Гарри тот же вопрос. Том нагнулся к нему и заглянул ему в лицо.
— Может быть, потому, — сказал он тихо, — что ты нуждался во мне?
У Дадли Дурсля была дурная привычка — проснувшись среди ночи, он любил пойти на кухню и сожрать все, что найдется в холодильнике, кроме разве что сырого мяса. Тетя Петуния всегда говорила ему, что много есть на ночь опасно — могут присниться кошмарные сны, но Дадли ее нотации в одно ухо влетали, из другого вылетали. Когда дело доходило до еды, он терял последний разум.
Гарри сидел на верхней площадке лестницы, прячась за дверью в кладовку. Если смотреть из коридора, он был совершенно незаметен — человек бы увидел лишь, что дверь кладовки немного приоткрыта. Том стоял на площадке, облокотившись на перила, и лунный свет серебрил его волосы. Гарри немного завидовал — ему‑то можно было не прятаться по темным углам. Все равно никто не сможет увидеть чужое сновидение.
— Может, все же не надо этого делать, — тихо прошептал Гарри. Том даже не обернулся.
— Ты мужчина или трусливый щенок? — процедил он сквозь зубы.
— Я мужчина, — возмутился Гарри. — Но я вовсе не уверен, что надо убивать…
— Если твоему брату повезет, он всего лишь сломает позвоночник, — оскалился Том.
— Но…
— Если бы Дадли мог убить или изувечить тебя… если бы он был уверен, что ему ничего за это не будет — неужели ты думаешь, что он бы этого не сделал?
Гарри понурился.
— Не убоюсь зла, — сказал он себе.
Хлопнула дверь, ведущая в спальню Дадли, и в коридоре раздались его грузные шаги.
— Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
Гарри не знал, кто сейчас произносит эти слова — то ли Том, то ли он сам, то ли они просто звучат в его мозгу.
Дадли занес ногу над верхней ступенькой и сделал шаг.
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня, — громко сказал Гарри и протянул руку, коснувшись мягкой, теплой спины кузена. Тот слегка повернул голову, и Гарри успел разглядеть, как изумленно расширились его поросячьи глазки. Я не буду этого делать, вдруг решил он. Я не хочу. Не убоюсь зла — это же не про Дурслей. Да, Дурсли — глупые и противные, но настоящее зло — это Том. Настоящее зло — это и он, Гарри.
Гарри убрал руку и отступил на шаг.
Что‑то толкнуло Дадли в спину.
— Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена, — пробормотал Том, и добавил:
— Есть на ночь — вредно.
Дадли смешно всплеснул руками, потерял равновесие и с тихим писком повалился вниз, пересчитывая головой ступеньки.
Гарри стоял на верхней площадке лестницы и смотрел на тело своего кузена, распластавшееся в луже лунного света, как выпотрошенный плюшевый медвежонок. Потом он спустился вниз.
— Что случилось? — раздался дрожащий голос Петунии.
— Не знаю, тетя, — сказал Гарри.
— Я услышал шум и проснулся, — пояснил Том.
— О, Дадли! — всхлипнула Петуния и сбежала вниз по ступенькам, путаясь в полах своего халата. — Дадли! Дадли! Сыночек!
— Он умер, — сказал Гарри.
— Мне очень жаль, тетя, — добавил Том. Он улыбался.
Петуния рухнула на колени рядом с телом сына и подняла к лунному свету ослепшие от горя глаза.
— Не смей улыбаться, мальчишка, — прошептала она сорванным голосом. — Не смей говорить, что тебе жаль. Уходи. Оставь меня. Оставь меня!
— Как скажешь, — тихо ответил Гарри.
— Спокойной ночи, тетя, — сказал Том и рассмеялся.
На похороны Дадли Том не поехал. Он видел немало похорон в своей жизни, и маггловских, и волшебных, и пришел к выводу, что в них нет ничего интересного. Вместо этого он сидел на заднем дворе дома номер четыре, где под кустами жимолости была закопана жестяная коробочка из‑под печенья, в которой Гарри хранил свои трофеи. Булавка для галстука, черная пластмассовая пуговица да сломанный игрушечный солдатик в форме королевских гвардейцев. Смехотворно. Но, несмотря на все свое убожество, эти вещицы знаменовали собой начало новой жизни. В буквальном смысле этих слов.
Где‑то глубоко в его сознании еще жил Гарри, и порой он начинал биться о стенки его разума, как муха о стекло.
— Бедное дитя, — мысленно сказал ему Том.
— Ты обманул меня! — задыхался Гарри. — Ты меня обманул! Ты сказал, что уйдешь из моей головы, когда окончательно вырастешь!
— Неужели? — Том скривил губы в презрительной гримасе. — Ты сам себя в этом убедил. Я не говорил ничего подобного.
— Ты хочешь получить мое тело, — обессиленно прошептал Поттер. — И как я не догадался сразу…
— Когда‑то я был могущественным волшебником, — сказал Том мечтательно. — Я разделил свою душу на несколько частей, чтобы смерть не смогла заполучить меня, и спрятал эти части в разных уголках страны. Но однажды одна предсказательница сделала пророчество. Тот, кто способен победить Темного Лорда, сказала она, родится на исходе седьмого месяца в семье тех, кто трижды бросал ему вызов. Я понял, что это ты, Гарри. Я долго искал тебя, но потом нашел. Я убил твоих родителей… ты ведь не знал об этом? Ты думал, они погибли в автокатастрофе, — Том фыркнул. — Я хотел убить и тебя, но собственное мое заклятие отскочило от твоего лба и попало в меня. Я не умер, нет… я превратился в нечто, меньшее, чем призрак, меньшее, чем воспоминание… одна ошибка лишила меня всего… всего. Но в тот день, когда я не смог убить тебя, одна часть моей души откололась и вселилась в тебя. Так я смог вернуться.
