— Ну, скорее, патро.
— Спешу, фильхо мейо. Прости, но я уже стар, чтобы гоняться за таким постреленком.
— Вот уж точно, — серьезным тоном подтвердил Алехандро и расхохотался.
Стайка Грихальва тоже прыснула, но утихла, как только наставник возмущенно замахал руками.
Вот уж точно, — эхом откликнулся до'Веррада, подходя к сыну.
«Только не эти малыши… Разве мало Грихальва умерли совсем юными?»
Он встретил взгляд человека с Чиевой до'Орро — в этом взгляде было спокойствие и понимание. Наставник догадывался, почему герцог с сыном так рано уходят. Интересно, доживет ли он до того дня, когда первый из его учеников достигнет ступени мастера?
"Врагу не пожелаешь такого дара, как у них. И Сарагоса не принял бы его, будь у него достаточно ума, чтобы думать о последствиях. Нерро лингва лишила их смелости, и слишком мало времени прошло с тех пор, чтобы кто-нибудь из них замыслил такую глупость, как порча, посредством несуществующего колдовства”.
Он решил по возвращении в Палассо пригласить Верховного иллюстратора. Пора вырвать ему жало, пока он не отравил весь двор.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧИЕВА ДО'САНГВА 943 — 950
Сааведра обреченно шла за ним следом, по опыту зная, что спорить бесполезно: если Сарио не сокрушит ее возражения умной, изощренной логикой с кипучей страстью пополам (надо заметить, ему это удавалось почти всегда), то обязательно взовет к ее верности и неизбывному материнскому инстинкту. Ведь если Сааведра не защитит, не обережет, его наверняка снова накажут, причем как за серьезный проступок, — а он хочет всего-навсего утолить жгучий интерес. Сарио чрезвычайно любознателен, неведение для него — сущая пытка, любую тайну он воспринимает как вызов самолюбию. Конечно, это досадная черта характера, как и обычай дерзить старшим по любому поводу, — но он все-таки самый близкий друг Сааведры.., единственный друг, если уж на то пошло.
Он ее понимал. С полуслова. От и до. Они говорили на одном языке — безмолвном языке сердца и мастерства иллюстраторов. Каждый из них видел в другом то же, что и в своей собственной душе: внутренний свет, силу, стремление таланта к большему, лучшему, к совершенству — во всем без исключения, даже в простых набросках. Луса до'Орро, воплощенный, зримый обоими и обоими же постигаемый.
"Больше никто не знает, что — во мне. Больше ни с кем нельзя быть самой собой”. И все же…
— Матра эй Фильхо! — воскликнула она, когда он схватил ее за руку и увлек на узкую винтовую лестницу. — Сарио, нам же нельзя!
— Конечно, нельзя. Когда можно — скучно, никакого риска.
— Тебе риск подавай! — бросила она ему упрек. — А у меня мозги все-таки побольше горошины.
Он лукаво ухмыльнулся.
— Да? Тогда что ж ты так упираешься? По-твоему, это очень умно? Ведь тебе не меньше моего интересно.
Да, ей было интересно. Еще как интересно! Сарио говорил о тайном, о запретном. О ритуале, к которому женщин не допускали никогда, а котором участвовали только избранные мужчины. У нее не было сомнений, что когда-нибудь в их число войдет и Сарио — да иначе и быть не может, ведь у него расцветающий талант, называемый Даром. Но сейчас ему нельзя даже со стороны смотреть — он слишком молод. Ему не тринадцать, а всего одиннадцать, и напрасно он старается произвести впечатление на муалимов, напрасно засыпает их искусными набросками и восхитительными картинами, напрасно ждет признания своего таланта от Вьехос Фратос — Сааведра не уверена, что они хотя бы подозревают о его существовании.
"Но я-то знаю…” Она знала всегда. В нем горел огонь — самый яркий и жаркий из всех, что сияли в Палассо Грихальва и запутанном лабиринте альковов и галерей, — обиталище их семьи. А ведь она видела все огни. Как мало их осталось от того сонма, которым по праву гордился род! Слишком много погасила нерро лингва.
Десятилетия назад на Мейа-Суэрту напал мор — безжалостная, всепожирающая зараза. Любого, кто ее подхватывал, корежила “костная лихорадка”; вскоре у него распухал и чернел язык, а затем наступала мучительная смерть. Эпидемия убивала всех без разбору — и дворян, и простолюдинов. Она не ограничилась крепостной стеной Мейа-Суэрты, а расползлась по всему герцогству, и в конце концов не осталось человека, который бы не потерял возлюбленного, или кормильца, или слугу, или господина. И все же ни один род не пострадал так сильно, как Грихальва.
"Мы и сейчас страдаем”.
Да, это правда. Мало того, что нерро лингва унесла две трети рода, она обесплодила почти всех мужчин. И за шестьдесят лет, минувших с той поры, Грихальва так и не оправились настолько, чтобы вернуть себе расположение герцогов. Слишком многие не доживали до пятидесяти и не оставляли наследников. Последний Верховный иллюстратор с фамилией Грихальва погиб от нерро лингвы, и больше ни единого его родича не было при дворе. Их заменили Серрано.
Грихальва тем не менее верили, что должность Верховного иллюстратора досталась Серрано лишь на время. И действительно, разве не Грихальва тридцать пять лет кряду поставляли иллюстраторов двору? Но они ошиблись. Было утрачено почти все, и теперь они едва сводили концы с концами, изготавливая и продавая материалы для художественного промысла. Увы, слишком многих они потеряли — видных, уважаемых, талантливых. А после мора, когда Грихальва боролись за выживание, их места достались другим семьям.
И конечно, Серрано, вечные соперники рода Грихальва, дорожа новообретенным расположением герцогов, доказывали, что охранная грамота Алессио I — вполне достаточная награда за все заслуги Грихальва, даже чрезмерная, если вдуматься. В свою очередь, Сарио подбирал самые нелестные эпитеты для Серрано, от чего густо краснела Сааведра и за что он сам был порот муалимами, — и поделом, ибо в родовом гнезде Грихальва даже не по летам искусным в выражениях детям запрещалось вести подобные речи. Но Сааведра знала, что ее друг прав: Сарагоса Серрано, Верховный иллюстратор герцога Бальтрана, — всего-навсего посредственность, халтурщик без сердца и вдохновения.
«Мазилка жалкий, ему б на заборах писать…»
Сааведра никак не могла постичь, по каким таким соображениям герцог назначил Сарагосу на должность покойного отца. Все Грихальва — все до единого — знали ему цену, и она была совсем невысока. Художник средней руки. Да, он не уступит любому копиисту, или итинераррио, — но разве это основание, чтобы доверить ему столь важную задачу, как тщательное документирование — посредством живописи — истории жизни герцогства?
— Сюда… Ведра, смотри!
