Он дежурил первым и внимательно прислушивался, нет ли в деревне какого-нибудь движения, подходил к окнам и разглядывал темные дома, лес и освещенные лунным светом поля, но снаружи не было никого. Он вновь уселся в тепле очага и в конце концов начал верить, что этот небывалый покой и гостеприимство — настоящие. Впервые за долгие годы пути их встречали не проклятиями, не обнаженной сталью, а одной лишь добротой.
В этой земле еще не знали, кто такая Моргейн.
Утро принесло запах свежевыпеченного хлеба. Вокруг холла ходили люди, носились дети, на которых цыкали взрослые, чтобы те не шумели.
— Пожалуй, было бы неплохо, если бы нам прислали кусочек горячего хлеба, — пробормотал Вейни, почувствовав аромат выпечки. — В дороге он был бы нам вовсе не лишним.
— Мы не уходим, — ответила Моргейн. И он в изумлении уставился на нее, не в силах понять, добрую новость он услышал или нет. — Я тут пораздумала и решила, что ты прав: здесь мы можем сделать передышку, а если мы не отдохнем, то в конце концов загоним коней и сами выбьемся из сил. За любыми из Врат нам не найти приюта. Так стоило ли отправляться в новый дальний переход, если мы ничего не выиграем? Пожалуй, три дня отдыха мы можем себе позволить. Думаю, твой совет был разумен.
— Теперь я уже сам в этом сомневаюсь. Вы никогда меня не слушали, а мы тем не менее живы.
Она рассмеялась.
— Это верно, но иногда мои планы из-за этого шли прахом. Раньше я не обращала внимания на твои советы и ничего путного из этого не выходило. Но теперь я согласна с тобой.
Они замолчали — пришли дети с серьезными выражениями на лицах. Они принесли им горячий хлеб, свежее молоко и сладкое масло. Моргейн и Вейни ели так, будто вечером их не накормили вдоволь, потому что для людей, находящихся в бегах, такой завтрак был просто роскошью.
Три дня пролетели быстро, но мягкость и доброта селян сделали многое, и это не осталось незамеченным Вейни. Из глаз Моргейн исчезла боль, иногда она улыбалась и даже смеялась.
Лошади тоже отдохнули. Дети приносили им пригоршни зеленой травы, холили их, расчесывали гривы и хвосты, чистили шкуры, и под конец Вейни осталось только подковать их — при том, что деревенский кузнец с радостью вызвался ему помочь.
Когда бы он ни появлялся в хлеву, дети, особенно Син, хватались за поводья и пытались задавать ему вопросы о животных, о Моргейн и о нем самом. Но он мало что мог понять в их речи.
— Пожалуйста, кемейс Вейни, — говорил Син, когда он опускался отдохнуть на корыто с водой. — Можно нам посмотреть оружие?
Он вспомнил, как, когда был мальчишкой, сам он с благоговением взирал на дай юинов, благородных представителей высшего клана, вооруженных, на конях, в доспехах… и тут же вспомнилась горечь — он был незаконнорожденным, побочным сыном Лорда. Сейчас перед ним были простые деревенские мальчишки, которым не нужно было готовиться к будущим распрям и войнам, с таким же любопытством они могли, например, интересоваться звездами и луной…
— Хорошо, — сказал он на своем языке, благословив их в душе, и, сняв крепежное кольцо с эфеса, вытащил меч. Он позволил грязным пальчикам коснуться клинка и разрешил Сину — отчего сердечко у ребенка восторженно забилось — взять меч за рукоять и подержать на весу. Затем он забрал его, потому что ему не нравилось видеть в руках у ребенка столь грозную вещь, пролившую так много крови.
Затем они стали просить, чтобы он показал другой клинок, который он носил, но он нахмурился и покачал головой, положив ладонь на кривую рукоять у пояса. Они настаивали, но он отказался, потому что Клинок Чести был не для их рук. Он был предназначен только для самоубийства, и Вейни дал клятву, что не воспользуется им для другой цели.
— Это эларх! — заключили они благоговейно, и он не имел ни малейшего представления, что они при этом имеют в виду. Но они перестали задавать вопросы и не проявили больше желания прикоснуться к клинку.
— Син, — сказал он, решив кое-что выведать у детей, — приходили сюда когда-нибудь люди с оружием?
На лице у Сина, да и у остальных, возникло недоумение.
— Ты не из нашего леса, — сказал Син.
Вейни пожал плечами, выругав себя за опрометчивость, которая выдала его даже этим детям. Они знали свою землю и вполне смогли опознать в нем чужака.
— Откуда ты? — спросила маленькая девочка, широко раскрыв глаза, в которых были страх и восхищение. — Ты не сиррин?
Остальные возмущенно закричали, и Вейни, чувствуя свою беззащитность перед их маленькими руками, отвернулся и стал сосредоточенно укреплять меч к поясу. Он натянул перевязь, передвинул меч за плечо. Затем сказал: — У меня дела, — и ушел.
Син помчался следом.
— Пожалуйста, не ходи за мной, — сказал он, и Син отстал. Выглядел он встревоженным и задумчивым, что не слишком обрадовало Вейни.
Он вернулся в холл и там застал Моргейн, сидевшую вместе со старейшинами клана и несколькими молодыми людьми, мужчинами и женщинами, которые пришли сюда, оставив дома свою работу. Он медленно приблизился, и ему, как и раньше, уступили место. Он долго сидел, прислушиваясь к разговору, иногда кое-что улавливая или предполагая, что улавливает. Моргейн иногда замолкала, чтобы позволить объяснить ей что-либо — и это было странно для нее, потому что люди говорили в основном о сборе урожая, о своем быте и развлечениях или о делах своей деревни.
«Словно селяне, обсуждающие со своим лордом дела деревни», — подумал он. Тем не менее, она внимательно слушала и мало говорила — такова была ее привычка.
Наконец деревенские жители разбрелись, Моргейн уселась поближе к огню и расслабилась. Подойдя, он опустился перед ней на колени и спросил, какое наказание постигнет его за то, что он выдал их детям.
Она улыбнулась, выслушав его.
— Я думаю, нам это не опасно. Я не смогла толком разобраться, как повлияли кел на жизнь этой страны, но все это настолько странно, что я не думаю, что нам удалось бы сойти здесь за своих.
— Что означает слово «эларх»?
— Оно происходит от слова «аррх», что значит «благородный», или «ар», что означает «могущество». В зависимости от ситуации. А может, и того, и другого. Некогда к лорду Кел обращались «арртейс», что означало как его положение среди кел, так и могущество, которым он обладал. В те дни для людей слово кел было синонимом слова «милорд», и суть этого была во Вратах, подвластных кел, но ни в коем случае людям. «Эларх» относится либо к могуществу, либо к лордам. Вещь либо опасная, либо могущественная. Вещь, до которой нельзя дотрагиваться людям.
Чем больше он понимал язык кел, тем больше его тревожили мысли о самих кел. Эта ненавистная надменность… и многое другое, о чем говорила ему Моргейн, хотя бы то, как кел использовали в своих целях людей, или то, что лежало в основании его собственного мира. Он подозревал, что очень о многом она не решалась ему рассказать.
