— Конечно, здесь не обходится и без внушения, — подсказала Эдейри. — Во время своего перевоплощения Матолч обладает не такой уж звериной фигурой, как это кажется. Но тем не менее он в состоянии полностью изменить свой облик и часто делает это.
— Но как? — спросил я. — Откуда у него такая феноменальная способность?
Впервые за все время нашего разговора Эдейри несколько помедлила с ответом.
— Он… мутант. В Темном Мире множество мутантов. Есть они и в Совете.
— Ты тоже мутант?
— Да.
— И тоже… способна менять свой облик?
— Нет, — тотчас же ответила Эдейри и, как мне показалось, крохотное тельце ее под плащом задрожало. — Я не способна менять свой облик, лорд Ганелон. Но ты, наверное, помнишь, на что я способна?
— Нет.
— И тем не менее я обладаю способностями, которые могут тебе пригодиться, когда повстанцы вновь предстанут перед нами во всеоружии. — Эдейри повернулась в сторону ниши. — Да, среди нас много мутантов, и может быть именно этот фактор повлиял на наше отделение от Земли много веков назад. На Земле не должно быть мутантов, по крайней мере подобных нашим. И еще, Матолч не единственный в своем роде.
— А я, я тоже мутант? — спросил я и насторожился. Эдейри покачала головой в капюшоне.
— Нет, поскольку никто из мутантов не может обладать кровью, помеченной знаком Ллура. Ты был посвящен ему еще до своего рождения. Один из Совета должен владеть ключом к Кэр Ллуру.
Ледяные щупальца страха вновь на краткое мгновение сжали сердце. Нет, не страха, а ужаса, смертельного, перехватывающего дыхание кошмарного ужаса, в который я погружался каждый раз при упоминании имени Ллура.
Я заставил себя обратиться с вопросом к Эдейри.
— Кто такой Ллур?
Ответом послужило продолжительное молчание.
— Кто тревожит покой Ллура? — раздался позади меня властный голос. — Не прикасайся всуе к завесе, Эдейри!
Я оглянулся и на фоне черной портьеры разглядел стройную фигуру человека, облаченного в тунику и брюки. Его рыжая бородка торчала вперед острым клинышком. Незнакомец улыбался, обнажив крепкие зубы, вид которых показался мне знакомым. В каждом движении его гибкого тела угадывалась кошачья грация.
Желтые глаза смотрели на меня с изумлением.
— Молись, чтобы не было необходимости в этом шаге, — проронил незнакомец. — Лорд Ганелон, неужели ты и меня забыл?
— Он забыл тебя, лорд Матолч, — опередила меня Эдейри. — По крайней мере в этом облике.
Матолч — волк. Способный менять обличье.
Он усмехнулся.
— Советом решено: сегодня вечером — шабаш, — громко сказал оборотень. — Лорд Ганелон должен приготовиться к тому, чтобы принять в нем участие. Однако посвятить его — забота Медеи, и она интересуется: проснулись ли вы, лорд Ганелон. Я вижу, вы бодрствуете, и ничто не может помешать нам пройти в ее покои.
— Готов ли ты отправиться с Матолчем? — спросила меня Эдейри.
— Почему бы и нет? — ответил я.
Рыжебородый вновь усмехнулся.
— А ты действительно многое забыл, лорд Ганелон. Во времена, предшествовавшие твоему исчезновению, ты никогда не допустил бы, чтобы я оказался за твоей спиной.
— Но и у тебя хватило разума, чтобы не вонзить в его спину остро отточенный кинжал! — поспешила пресечь возможную ссору Эдейри. — Стоило б Ганелону воззвать к Ллуру, и ты тотчас же подвергся бы справедливому возмездию.
— Я пошутил, — небрежно молвил Матолч. — Мой враг должен быть достаточно силен, чтобы я стал с ним считаться. Так что я подожду часа, когда к тебе вернется память, лорд Ганелон. А пока должен признать, что Совет оказался в незавидном положении, и мы нуждаемся в твоем содействии точно так же, как ты — в нашем. Итак, идешь ли ты к Медее?
— Иди с ним. — Эдейри сделала один шаг в мою сторону. — Опасности нет, — рычание и клыки волка несопоставимы, даже если он не в Кэр Ллуре.
Мне показалось, что ее слова таили скрытую угрозу. Пожав плечами, Матолч отодвинул тяжелую портьеру и посторонился, пропускал меня вперед.
— Мало кто осмеливался угрожать оборотню, — сказал он через плечо.
— Я осмеливаюсь, — раздалось из-под капюшона.
И я вспомнил, что и она принадлежала к мутантам, хоть и не была ликантропом, подобно рыжебородому оборотню, который устремился следом за мною, лишь только я вышел в коридор.
Так кто же ты, Эдейри?
Ощущения мои можно сравнить с эмоциями заблудившегося в густом тумане человека. Я так и не смог решить для себя, наяву ли все это происходит или во сне. От нервного шока притупились все мои чувства, и я потерял способность логически мыслить. Самые обыденные мысли переполняли мой мозг и ничто вокруг не вызывало во мне тревоги. И это несмотря на то, что прошло менее суток, как я покинул привычный мне мир.
Но к моему немалому удивлению что-то знакомое было в этих сводчатых залах с белыми стенами, которые я пересекал вместе с Матолчем. Знакомое точно так же, как и в простиравшемся до горизонта сумрачном лесном пейзаже, — им я любовался из окна отведенной мне комнаты, ежась от холода, исходившего от плаща Эдейри.
Эдейри — Медея — Совет.
Я чувствовал весомость этих слов, будто в иные времена они отложились в моей памяти, оставив глубокий след.
Подпрыгивающая, стремительная походка Матолча, широкий размах его мускулистых плеч, хищная улыбка на полных губах — все это было не ново для меня.
Матолч пристально наблюдал за мною, скосив слегка свои желтые глаза. Внезапно он остановился перед красной портьерой и, промедлив немного, отодвинул ее в сторону, приглашая войти.
Я сделал всего лишь один шаг и остановился, застыв в ожидании.
Матолч кивнул головой с довольным видом, лицо его при этом так и не изменило своего вопросительного выражения.
— Значит, ты кое-что помнишь, лорд Ганелон?! Достаточно, чтобы прийти к выводу: за этой портьерой не могут скрываться покои Медеи?! И все-таки войдем сюда на минуту, мне необходимо поговорить с тобою наедине.
Только оказавшись на ступеньках винтовой лестницы я осознал, что до сих пор мы общались с оборотнем на языке, ничего общего на имеющем с английским. Но я отлично понимал его.
— Проходи, Ганелон!
Мы очутились в комнате округлой формы с прозрачным потолком, В насыщенном дымом воздухе устоялся неприятный запах неостывших углей, продолжавших тлеть в самом центре комнаты на жаровне с тремя бронзовыми ножками. Матолч указал мне на кресло с красной обшивкой.
— Интересно, многое ли тебе удалось вспомнить? — спросил он.
— Совсем немного. — Я сопроводил свои слова отрицательным жестом. — Но достаточно… чтобы не доверять тебе полностью.