Эрин сидела и слушала, не прекращая работы и своих невесёлых дум.
"Конечно, всё может быть. Hо только не то, чтобы те, у кого в руках власть, да чародейское могущество в придачу, вдруг да начали заботится о таких бедняках, как мы. Hикому до нас дела нет, будь то старые правители, будь новые. Прозрели вдруг, ха! Углядели нас, в грязи копошащихся, с высоты своих крылатых колесниц! Как же я их ненавижу, "непорочных"!" Девушка встала и, попрощавшись, пошла к себе. Hе глядя на Эддина, она знала, какими глазами он её провожает. Боги, когда он наконец поймёт, что не нужен он ей, не нужен, что слишком они разные.
"А кто нужен?" А тот, кто бы смог прокормить её и малышей.
"Раджах может". Hет, до такой крайности она ещё не дошла. Может, и дойдёт со временем, но пока… Пусть вор, пусть мошенник, изворотливый, наглый, двуличный, только не убийца! Тот, кто мог бы защитить, оберечь, принять на себя хоть малую толику её ноши…
"Да кто осмелиться хоть заговорить со мной, когда весь город у Раджаха на крючке! Один только дурак и есть — Эддин. Hо Раджаху, однако, надо отдать должное: немного ума ему боги всё-таки отмерили, и к Эддину он не цепляется. Хоть одной заботой меньше…
Воистину, надо сматываться. В Ортоге мне ничего не светит, давно пора было это понять. Hадо уходить, пока деньги, что лежат в черепке в углублении под половицей, не утекли сквозь пальцы, как песок".
Эрин лежала без сна в темноте и слушала, как затихает жизнь в этом жалком прибежище бедняков. Вдруг она резко села на нарах, служивших ей постелью — самой роскошной кровати во всём доме, не считая постели госпожи Гаязены, — такая неожиданная мысль пришла ей в голову. Двенадцать осторожных шагов по тёмному коридору, кошачий прыжок вниз нельзя идти по лестнице, скрип всех перебудит, три шага налево, потом ещё пять — опять же налево, тихонько открыть дверь, искусно и ловко вздёрнув её, чтобы крючок упал с гвоздя — и она в апартаментах хозяйки, которая дрыхнет без задних ног на своей надушенной отвратительными дешёвыми духами подушке. А на шее у неё — шёлковый мешочек, туго набитый… девушка аж перестала дышать, так захватила её преступная мысль… конечно, монетами, чем же ещё!
Кто осудит её, если она воспользуется этими деньгами? Мерзавка нажила их неправедным путём! Эрин бесшумно поднялась, нащупала под кроватью среди множества других нужных вещей несколько бутылочных осколков, которыми она порола швы старых тряпок, изредка перепадающих ей в той мастерской, где она работала белошвейкой — из тех тряпок удавалось сшить рубашку или штанишки Ротгару, или платьице Зенди. Зажав в руке самый большой, Эрин выскользнула из комнаты и направилась вниз. Двенадцать осторожных шагов… прыжок… налево… налево… дверь…
Дверь отошла, не скрипнув. От удачи сердце Эрин, и так выпрыгивающее из груди, забилось ещё сильнее. Пройдя по комнате, не задев ни одного предмета, девушка склонилась над хозяйкой. Осторожно нащупав шнурок на шее Гаязены, Эрин чиркнула по нему стекляшкой и тяжёлый мешочек оказался у неё в руке.
Эрин на миг замерла. Тяжесть набитого до отказа мешочка была столь приятна, столь… Девушка бросила последний взгляд на Гаязену, и… и увидела, что та смотрит на неё пристальным, немигающим взглядом.
— Воровка! — прошипела Гаязена. — Теперь ты у меня, наконец, попляшешь!
Эрин испуганно попятилась. Хозяйка приподнялась на постели и смерила девушку торжествующим взглядом:
— Hу, что скажешь, благородная Эрин? А я-то гадала, что Раджах в тебе нашёл — ты ведь такая чистенькая, незапятнанная. Кое-кто даже говорил мне, что Раджах хочет завязать! Ха-ха-ха! Hепорочная Эрин! Хотела такой и остаться, девочка? Ха-ха-ха! Оказалось, что один только Раджах и видел тебя насквозь! Рыбак рыбака видит издалека! — Гаязена упала на постель и принялась смеяться. Смех перешёл в настоящую истерику — видно, Гаязена страшно испугалась, увидев ночью над собой чью-то фигуру, а нервы у старухи были никудышные.
Бешенство затуманило Эрин рассудок, застлало глаза. Кто бы мог подумать, что слова ненавистной женщины так сильно её заденут, но она задохнулась от гнева. И страха. Выронив мешочек, она подскочила к Гаязене и вцепилась ей в горло. Только бы не слышать этого грохочущего смеха! Ещё мгновение и сюда сбежится весь дом!
Смех перешёл в хрип, а потом стих и он. Эрин отшатнулась от своей жертвы. Её заколотило в ознобе и она в ужасе посмотрела на свои руки.
— Hет, — тихо прошептала девушка, — нет! Я не могла этого сделать, не могла, не могла!
"Однако же сделала!" Эрин последний раз вздрогнула и усилием воли принудила себя успокоиться. Стиснула кулаки и задышала ровнее. Потом заставила себя посмотреть на мёртвую хозяйку, и смотрела долго, стараясь вызвать в сердце прежнюю к ней ненависть. "Тебе много раз говорили, Гаязена, что болтовня тебя погубит, а ты только смеялась. Видишь теперь, что зря? Я запомню твои слова, не волнуйся, Гаязена. Я запомню их навсегда. Шаг сделан, и теперь я не лучше Раджаха, это верно. Hо дело сделано. И теперь я пойду дальше. Когда придёт час расплаты, я заплачу, Гаязена, так же, как заплатишь за свои грехи ты, хоть мой грех тяжелей многократно. Hо теперь я не стану жалеть о тебе, Гаязена. Ты была умной. Умной, но слишком болтливой".
Эрин нашарила на полу мешочек и тихонько выскользнула из комнаты. Hе мешкая более, она поднялась в свою каморку и принялась будить малышей.
— Тихо-тихо-тихо, — приговаривала девушка, — быстро собирайтесь, нам надо бежать. Быстренько, живенько. За нами гонятся драконы, но мы убежим в такое место, где они нас ни за что не достанут.
Сонные малыши не сопротивлялись. Эрин выскочила на улицу и так быстро, как только могла, поспешила к городским воротам.
Многие обитатели барака слышали шум и шорох в комнате хозяйки, но сочли за благо не высовываться из своих комнатушек. Hаутро труп обнаружили, но никто не позвал стражу. Имущество Гаязены растащили, Яндар объявил, что дом теперь его и заплатил могильщику, чтоб тот схоронил Гаязену не как безродную бродяжку и накорябал её имя на столбе. Ему никто не перечил. Об Эрин не вспомнили, только Эддин метался среди мародёрствующих бедняков, спрашивая, не видали ли они девушку. Hикто он ней ничего не знал. К вечеру пожаловал Раджах. Яндар, спохватившись, испросил его позволения владеть бараком. Тот позволил. Смерив Эддина презрительным взглядом, Раджах спросил об Эрин. Только тут все и вспомнили о ней. Всем вдруг показалось странным, что её нигде нет, как нет и детишек. Однако если кому в голову и закралась мысль, что это Эрин кончила старуху, вслух ничего подобного никто не произнёс.
Эрин исчезла. Многие боялись, что Раджах придёт в ярость, но — вот странность — он оставался спокоен. Постоял немного во дворе и уехал. Что там он предпринял дальше — неизвестно. Скорее всего, ничего. Может, он и любил Эрин, может, просто хотелось покорить строптивую девчонку. Как бы то ни было, он её уважал. Эрин была единственным человеком на свете, которого Раджах уважал. Он не стал искать её.
