— Я была в работном доме, — сказала Марджори, когда он пил. — Я там, знаешь ли, выросла. Ни за один, проведенный там день, я не поблагодарю. Расписывала фарфор: чашечки-блюдечки, розочки-бутончики. Ненавижу. И это еще художественный, понимаешь, вкус. Знаешь, как они там воруют? Мы неделями одну тушеную капусту жрали. Без мяса. Что вы можете дать моим детям? Обучить двум-трем простым заклинаниям, наговаривать адреса на почте? Всю жизнь?
— Зато они оттуда выйдут. И им будет — куда. Эти дети, — Дерек помедлил, потом решился, — тебе нужны больше, чем ты им. Мог бы понять нереализованные материнские комплексы, недоигранные куклы, но за наркотики, голубка, ты отсидишь!
— Наркотики? Кретин! — она вскочила на ноги и кулачки сжала, аж слезы брызнули. — Какие наркотики? Мы грабили аптеки, потому что мне надо было их лечить! Это вы, проклятые, отравили крыс, а все мои заразились, только я держалась, потому что… потому что… Я не в ответе, если у них еще что пропало!
Потому что эльфийская кровь, даже самая ее капелька, делает невосприимчивым к заразе. Все, что Дерек видел в особняке, подтверждало ее слова, а житейского опыта у него было достаточно, чтобы сообразить: для иного провизора налет ворья — редкий повод списать недостачу, скажем, «слез матери», а то и «черной дури».
— Все ведь хуже, чем наркотики. За одни наркотики вы бы за мной с драконом не гонялись. Секретные… э-э… службы? Будут держать, прикованной к койке, исколют и изрежут на лабораторные образцы. Принудят размножаться в «интересах государства», если придумают способ контроля. Отработанный материал уничтожат. Такие ходят сказки среди тех, кто с даром. Убеди меня, что это не так. Я тебе поверю.
— Значит, — подытожил я, убедившись, что больше он ничего рассказывать не намерен, — она на свободе?
Дерек кивнул.
— Должностное преступление, — сказал я.
— Я уволился.
Я отметил, как быстро и напористо это было произнесено.
— И куда ты намерен податься?
— Да хотя бы и в детский отдел. Тамошние пожилые дамы, думаю, мне обрадуются. Или вот еще… — он помялся, потом закончил, — государственная служба аудита детских заведений. Сердцем чую: там весело.
Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:
— Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми или непреодолимыми…
— Не будь дураком, Рен, — вспылил мой бывший шеф. — Не прикидывайся, будто не понял природу ее дара? Это физиологическая реакция на страх. Как, скажем, мурашки по коже. Чем меньше она боится, тем труднее ей исчезать. Научи ее не бояться, не вздрагивать в темноте, не кидаться сломя голову прочь, и дар исчезнет. И никаким спецслужбам она на фиг не будет нужна… Она спросила, есть ли у меня честь. Я пытаюсь ответить на этот вопрос.
— Знаешь, мой мальчик, что в этом деле самое ужасное? — серьезно сказал я ему. — В твоей каморке и кошке-то негде прилечь, а ты привел туда юную леди. Не бросать же ей старое пальто в угол?
— Ну… пивные жестянки я уже выкинул! — приосанился он.
1. НайденкаЯ — человек рациональный. И совсем не религиозный. Более того, как всякий порядочный ученый, верю своим глазам: если что-то вижу, то считаю увиденное реальным, а не плодом воображения. Даже если объект сей — за тридцать пять лет, которые я прожил на белом свете — не попадался мне ни разу.
Так что, увидев голую девицу ростом двадцать сантиметров, я не счел ее ни галлюцинацией, ни мистификацией. Девица стояла на песке посреди пустынного пляжа и ежилась от ветра. Было поздно — и, соответственно, уже темно, — однако я видел ее вполне отчетливо в свете расположенного рядом фонаря.
— Помогите, пожалуйста! — девица говорила по-английски с очаровательным, но лишенным географической привязки акцентом.
— Как? — спросил я, присаживаясь на корточки.
— Мне холодно, я голодна и хочу спать, — она помолчала, а потом добавила: — Мне некуда пойти, ибо я потерялась.
— Это не ответ на мой вопрос, — сказал я, маскируя растерянность логикой. — Я спросил, как именно вам помочь.
На лице моей собеседницы появилось раздражение.
— Вы должны согреть меня, накормить и отнести в такое место, где я могла бы поспать, — сказала она, надменно сморщив нос.
Несколько секунд я размышлял: у меня в номере есть мини-бар, а в мини-баре — какие-то пакетики… орешки или, может, чипсы. Для такой малышки хватит за глаза.
— Мне придется посадить вас в карман, — сказал я, протягивая руку и складывая ладонь стульчиком.
— В карман я не сяду, — рассердилась девица. — Я вам не кошелек.
Она сложила руки за спиной и отвернулась. Груди ее — кстати сказать, довольно большие — колыхнулись вверх-вниз.
— Но как же я пронесу вас в гостиницу?
— Я готова ехать, — она так и выразилась: «ехать», — у вас за пазухой.
Не дожидаясь согласия, девица села в мою (все еще протянутую) ладонь и для равновесия уцепилась за большой палец. От ее попки исходило ровное, приятное тепло.
Я расстегнул пиджак, затем рубашку и осторожно подсадил девицу в образовавшееся отверстие.
— Не застегивайте пуговицу, — приказала она, высунув на мгновение голову. — А то я задохнусь.
Я почувствовал, как она устраивается у меня за пазухой… стало щекотно. Наконец возня под рубашкой прекратилась.
— Я готова, — девица хлопнула меня по животу.
Увязая в песке, я доковылял до лестницы и поднялся на набережную.
— Ступайте плавно, а то меня укачает, — услышал я тонкий, капризный голосок.
2. В гостиницеЯ не фаталист. Скорее, наоборот — считаю, что судьба соткана из случайностей. Взять хоть сегодняшнее приключение: приехал человек на конференцию в Ниццу, пошел с друзьями в ресторан, потом решил прогуляться по набережной… Интересно, что бы это создание делало, не пожелай я узнать, теплая ли вода? Так бы и тряслось от холода на пляже до утра?…
Моя гостиница располагалась неподалеку; через десять минут я уже входил в номер.
Первым делом я отыскал табличку «Не беспокоить» и повесил на дверную ручку с внешней стороны двери. Затем встал на колени перед журнальным столиком (так, чтобы столешница оказалась на уровне пояса) и отодвинул в сторону галстук.
— Выходите, мисс…
Теплый клубок у меня за пазухой не шевельнулся. Я заглянул внутрь рубашки: свернувшись калачиком, девица спала.
