– Представьте себе, можете, голубчик. Еще как! Мне бы свести их за одним столом, а уж там бы мы с господином ротмистром дожали обоих. И вот тут-то вы мне можете помочь. Вы ведь по долгу службы своей осведомлены о жизни города получше многих, не так ли?
– А как же иначе? – кивнул он. – Без этого в нашем деле никак. Но все-таки я не понимаю…
– О! Нет ничего проще. Вы мне только скажите, где проживают эти господа. А уж там-то, в присутствии господина ротмистра… думаю, они попросту не осмелятся отказаться от встречи.
– Знаете, а в этом я действительно могу вам помочь, – хмыкнул управляющий, пряча ассигнацию.
Заключительная глава
Всю дорогу от гостиницы до дома главы здешних охранителей и от его дома до банка Толстоватый смотрел на меня взглядом Соломина-Ватсона, в котором так и читалось: «Но черт возьми… как?!» А меня соответственно так и подмывало ответить сакраментальным: «Элементарно, мой дорогой Ватсон». Останавливало только то, что ротмистр молчал всю дорогу как рыба об лед, ну и мои вполне оправданные сомнения в способности воспроизвести характерный тембр голоса Ливанова-Холмса, вкупе с отсутствующей курительной трубкой. Впрочем, вопроса от Толстоватого я все же дождался, хотя и не того, на который рассчитывал…
– Скажите, Виталий Родионович, а почему вы были так уверены, что управляющий пойдет вам навстречу? – поинтересовался секретарь Телепнева, когда мы уже подъезжали к банку.
– Ну во-первых, для этого достаточно было увидеть блеск в его глазах при виде купюры, которую я вертел в руках, – пожал я плечами. – А во-вторых… скажите, если бы вам выдалась возможность безнаказанно поиздеваться над сильными мира сего, вы бы удержались от такого искушения? Хотя бы над теми же предшественниками господина Паукера, к примеру?
– Ну если подходить с такой точки зрения… – задумчиво протянул Толстоватый и вздохнул. – Это вряд ли.
– Ну вот… О! Приехали. – Я выглянул в окно экипажа и, удостоверившись, что наша коляска остановилась в нужном месте, распахнув дверцу, спрыгнул наземь. Следом из экипажа выбрался ротмистр с солидными, но пока пустыми саквояжами, и мы потопали к дверям банковской конторы, в которой Ловчин держал свой НЗ.
В банке нас приняли довольно спокойно. Вышедший из-за длинной, лакированного дерева стойки служащий, узнав о цели нашего визита, кивнул, и уже через несколько минут мы с Толстоватым шли в хранилище банковской конторы в весьма представительной компании, состоящей из старшего контролера, управляющего и директора конторы. В небольшом подвальном кабинете директор и управляющий засвидетельствовали наши документы, письма князя Телепнева и княжича Туровского, отмеченные подтверждающей их подлинность резолюцией главы местного отделения Особой канцелярии, и только после этого старший контролер, получив у меня и директора соответствующие ключи, отправился за целью нашего визита.
Под присмотром все тех же лиц мы упаковали содержимое ящика в специальные конверты, опечатали их, составив опись, и уложили в специально прихваченные из столицы для этой цели саквояжи. Оставив свои автографы на перечнях извлеченного из ящика имущества, контролер и управляющий удалились, а директор, убедившись, что наши экземпляры описей улеглись в саквояжи, навесил на сумки свои печати. Только по завершении этой весьма долгой бюрократической процедуры мы наконец смогли покинуть Архангельскую банковскую контору и вернуться в гостиницу, по пути завернув на почту и телеграфировав в Хольмград об удачном изъятии документов.
Судя по хмурому и осунувшемуся виду Толстоватого на следующее утро, ночью он глаз не сомкнул, охраняя наши саквояжи. Переволновался бедняга. Ну да оно и понятно. Если я правильно понял, раньше заниматься подобными делами секретарю не приходилось. А тут важнейшие документы, да после истории с похищением Хельги… в общем, можно понять человека. Перенервничал, с кем не бывает. Да и я тоже хорош. Ну что мне стоило сложить эти чертовы сумки в своем номере? Эх, все мы крепки задним умом…
Пришлось за завтраком влить в клюющего носом ротмистра не меньше полулитра кофе. Но и этого топлива ему едва хватило до посадки в дирижабль. А там он скинул сумки на хранение в капитанское хранилище и завалился спать. Ну а мне пришлось в одиночестве наслаждаться изысканным обедом в ресторане нашего лайнера. Ломтик осетра в лимонном соусе под ледяную, в прямом смысле этого слова, рюмку ерофеича, и щекочущий ноздри теплым и нежным ароматом горячий паштет из гусиной печени… Эх. Вот бы сюда тех горе-поваров, что окопались на кухнях авиакомпаний на «том свете». Глядишь, и пострелялись бы от зависти, перестав травить несчастных пассажиров всех классов своими эрзац-обедами…
Вообще путь в столицу вышел куда скучнее, чем дорога в Архангельск. Нам даже шулер в попутчики не достался. Правда, нельзя сказать, что я так уж расстроился из-за вынужденного безделья, все-таки одолженные у Толстоватого записи неплохо скрасили мой досуг, да и дирижабль за двое суток полета я излазил вдоль и поперек. Даже до машинного отделения добрался, где чуть было не огреб оплеуху от здешнего деда. Увернулся, конечно, но мата наслушался… М-да. Ну не любят механики праздношатающихся по их вотчине, не меньше чем капитан не терпит лишних людей на мостике. Но если «первый после бога» просто вежливо попросит удалиться, то стармех может без лишних слов, для вразумления и ускорения движения, и по хребтине съездить чем-нибудь увесистым. Проверено на личном опыте, так сказать, и даже «вездеход» от Телепнева, здесь мне не подмога. Ну и ладно.
У самых причалов в Хольмграде нас встретил отряд охранителей во главе со знакомым мне по «банному делу» поручиком, имя которого я так и не удосужился до сих пор узнать.
– Господа, приветствую вас. Его сиятельство приказал доставить документы в присутствие немедля по вашем прибытии. Но если вы желаете отдохнуть с дороги, у меня есть полномочия принять у вас груз здесь же, – проговорил поручик, на что мы с ротмистром только покачали головами. Правда, если отказ от такого заманчивого предложения у Толстоватого был продиктован его исполнительностью и рвением, то в моем случае причины были несколько… м-м… более меркантильными. А вдруг там найдется что-то и для меня? Да и банальное любопытство не дало бы мне спокойно наслаждаться отдыхом… от отдыха в полете, в то время как князь соизволит распотрошить саквояжи. Так что вперед, на встречу с его сиятельством.
Небольшая поездка по Хольмграду, успевшему за неделю нашего отсутствия укрыться тонким белым одеялом, и наши экипажи замерли во дворе канцелярии.
– Виталий Родионович, Вент Мирославич, добрый день. Как прошел полет? – поприветствовал нас князь, обернувшись на звук захлопнувшейся двери его кабинета. Мне вот интересно, что он такое высматривает в окне. Тот самый пустырь, что городской наместник все никак не хочет отдать канцелярии?
– Здравствуйте, Владимир Стоянович, – как послушные школьники, в унисон произнесли мы с Толстоватым.
Князь чуть улыбнулся и указал нам на свое рабочее место.
Шагнув к столу, ротмистр со вздохом облегчения поставил на него саквояжи.
– Вент Мирославич, благодарю вас, думаю, теперь мы с Виталием Родионовичем управимся сами. А вы, голубчик, езжайте домой, отдохните, приведите себя в порядок… А с завтрашнего дня жду вас на службу, – положив руку на плечо секретарю, проговорил князь. Ротмистр, действительно, выглядел не ахти как. Извелся, бедняга, за время нашего обратного пути.
В ответ Толстоватый благодарно кивнул и вышел вон. А мы остались с князем в кабинете, наедине с двумя сумками, набитыми изъятым из Архангельской банковской конторы имуществом. Телепнев уселся в свое кресло, и с полминуты мы просто молчали.
– Знаете, Виталий Родионович, – нарушил тишину князь, улыбаясь, и хлопнул ладонью по одному из саквояжей, – право слово, мы сейчас выглядим как два героя какого-нибудь модного нынче романчика о жизни уличных шевалье в Монтеррее. Не находите?
