Некоторое время он молчал, ковыряя вилкой рагу, и Мари уже перестала надеяться на ответ.
— И как его опередить? — спросил, наконец, Андрей, исподлобья взглянув на Мари. В сиреневом взгляде не было ничего, кроме бесконечной усталости; Мари вздохнула и взяла Андрея за руку.
— Доктор, чего вы хотите?
Андрей печально усмехнулся.
— Я устал. Устал и очень разочарован. Чего хочу…, - он пожал плечами и перевел взгляд в окно. — Забрать Нессу и уехать как можно дальше. В Амье, на Острова, куда угодно. Где нас не знают и ничего этого не будет.
— Тогда встретьтесь с императором и предложите ему перемирие. Он на это пойдет, чтобы избежать беспорядков в стране. Супеска арестуют, а вы уедете и будете жить спокойно.
Некоторое время Андрей пристально рассматривал Мари. Ей подумалось, что будь на месте доктора кто-то похитрее, то он непременно задал бы вопрос, откуда она знает, на что пойдет император. Однако Андрей не был ни хитрым, ни изворотливым — скорее всего, именно эта чистая простота и погубила все планы дзёндари.
— Нет, — ответил он коротко. — В меня верят. Мне верят. Я не могу отступить.
Мари подумала, что крепко ошиблась. Это была не простота. Это было упрямство.
— И дурь несусветная, — добавила она на амьенском. — Что ж, доктор, тогда наш путь продолжается.
* * *
Вот как освещает дальнейшие события академический учебник «Еретики и ереси в новейшей истории Аальхарна».
Доктор Андерс в сопровождении Мари прибывает в Кеддар. Ему навстречу выходит большая часть города, люди несут храмовые знамена и святые дары. Лже-Заступник исцеляет троих неизлечимых больных. Охранный отряд, который намеревался арестовать Андерса, вступает в перестрелку со сторонниками доктора, потери несут обе стороны. В городе начинаются массовые беспорядки, здание управы Кеддара и охранное управление разгромлены. В центральном храме доктор читает проповедь с призывом к миру и порядку и еще раз называет себя Заступником истинным.
В столице массовые волнения. Группа сторонников Андерса пикетирует здание государственного совета с призывами к прекращению преследования Заступника и общей либерализации власти. Повсеместно возникают стихийные митинги и выступления. Патриарх Кашинец с амвона кафедрального собора столицы обвиняет императора в ереси. Охранные отряды и группы внутренних войск приведены в полную боевую готовность.
В Клинте объявляется Парфен Супесок во главе хорошо вооруженного личного отряда (костяк — уголовники, освобожденные группой Супеска из тюрем Заполья). Авантюриста приветствуют спущенными знаменами, глава города возлагает ему на голову белый венок борца за истинную веру. Супесок объявляет себя первым Апостолом истинного бога на земле. В Клинт вводятся внутренние войска; Супесок пленен и повешен в тот же день на главной площади города. В Клинте проводятся массовые аресты.
В день Залесской иконы Заступника доктор Андерс приходит в Кавзин, освящает обновленную икону и говорит о том, что столица будет следующим и последним пунктом его пути.
Предположительно именно в Кавзине он был отравлен.
* * *
Несмотря на десять прожитых здесь лет, Мари не любила столицу и не могла заставить себя ее полюбить. Вот и теперь, неслышно шагая по ночным улицам, она размышляла о том, что великолепный город так и не стал для нее родным. Впрочем, сейчас он спал и был почти красивым. Молчали сонные дома, свет фонарей размазывался в лужах, и было невероятно тихо, словно город вымер. Мертвым сном спали дворяне и рабочие, интеллигенция и пьяницы, духовенство и дворовые собаки, и отсутствие жизни делало столицу почти симпатичной. На одной из афишных тумб среди рекламы и афиш Мари увидела наполовину оторванный плакат, призывавший поддержать истинную веру; дождь стремительно размывал буквы, отпечатанные дешевой краской в дешевой типографии.
Истинной веры здесь не было. Ее и не существовало никогда.
Миновав Морскую улицу, Мари вышла на площадь Победы и некоторое время рассматривала молчаливую громаду дворца, а затем побрела вдоль ограды, иногда задумчиво дотрагиваясь до витых металлических прутьев. Казалось, здание смотрит на нее темными провалами окон и следит, куда же она направляется. Выйдя к Восточным воротам, Мари коснулась очередного завитка на решетке и стала ждать. Вскоре в одном из окон засветился тусклый алый огонек, а ворота щелкнули замками и распахнулись.
Только оказавшись во дворце, Мари ощутила, насколько устала и продрогла. Стянув насквозь промокший плащ, она стала подниматься по боковой лестнице на третий этаж. Освещения в коридорах дворца не было, но путь к Красному кабинету она бы нашла и на ощупь. А если бы кто-то бодрствовал в этот час, то почувствовал бы только дуновение воздуха на лице, не увидев самой девушки.
Густо-красная полоса света выбивалась в коридор из-за двери кабинета. Мари сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь справиться с сердцебиением, а затем вошла внутрь — словно нырнула с головой в прорубь.
— Я не ждал тебя так быстро, — судя по всему, Шани, сидевший в излюбленном углу с книгой, спать сегодня не ложился. — Садись.
Мари послушно опустилась в кресло напротив, пятная дорогой шелк и золотые нити обивки своими видавшими виды штанами. Некоторое время они с императором рассматривали друг друга, и Мари заметила, что за несколько недель, которые прошли с момента их последней встречи, ее хозяин очень резко похудел и как-то сдал, что ли. Черты осунувшегося лица стали строже и резче, под глазами и на щеках залегли глубокие тени, а постоянный энергичный огонек, придававший взгляду силу и обаяние, погас, оставив лишь тьму и усталость.
— Не рассматривай меня так, я смущаюсь, — усмехнулся, наконец, император. — С тобой все в порядке, ты здорова?
Мари подумала, что, должно быть, и сама выглядит не очень.
— Да, — кивнула она и принялась рассматривать собственные руки. — Да, я здорова, спасибо.
— Рассказывай, что там Андрей.
Мари улыбнулась уголками губ.
— Почти все. Сейчас спит в «Луне и черпаке» в промзоне, завтра планирует идти на встречу с вами.
— Дойдет?
— Дойдет.
— Ну и хорошо, — кивнул Шани. — Пусть дойдет, и покончим с этим, — он взглянул Мари в глаза и спросил с искренней заботой: — У тебя действительно все в порядке?
Мари вдруг увидела себя со стороны, словно сознание разделилось, показав ей постороннюю девушку, которая скорчилась в кресле и плачет, обхватив себя руками за плечи.
— Я не знаю, — произнесла эта посторонняя девушка. — Я в самом деле не знаю.
