Отгорело. Молитва — смешок
Стружки золота мотыльками
Садятся покорно у каменных ног
Тень густую бросает золоченый сапог
Веками, веками, веками…»
Позолоту нельзя сжечь. Наверно, он знал об этом.
Вдалеке что-то мелькнуло между камнями. Реппер? Слишком много водорослей и слишком изъедены временем подводные скалы, не разглядеть. Скорее, просто молодой угорь резвится у дна. Но все-таки какое-то неприятное колючее течение прошло по пальцам. Мерзкая это штука — реппер, особенно когда у дна. Ближе к поверхности они становятся неуклюжи, гибкое тело не находит за что зацепиться, а у дна они шныряют как маленькие торпеды. Первое знакомство с реппером едва не стоило мне пальца.
Я дошел до самой оконечности жемчужной колонии, она была невелика, убедился в том, что дальше начинается голый песок и снял с пояса специально припасенную сетку. Собирать жемчужницы было непросто, да еще и без резака — они намертво сцеплялись между собой, прилипали к камням, да так, что я сразу порезал в дюжине мест перчатки. Поспешность тут была не помощник. Я стал работать медленнее и аккуратнее. Сетку, повозившись, закрепил на поясе, так, чтоб горловина была открыта, одной рукой подцеплял приставшие к камню жемчужницы, другой осторожно отделял их ножом. Острое лезвие с неохотой справлялось, приходилось применять силу. Много я решил не брать, двух-трех дюжин Котенку хватит надолго. Пусть даже не в каждой жемчужинка, хорошо если в одной из десятка — и то неплохо. Если будет время — просверлю их в мастерской и продену сквозь них цепочку, получится довольно милое украшение. А если найти подходящий кусок меди или серебра… Хотя нет, заколку Котенок носить не станет. Да и в любом случае, что ни сделай, жемчужины отберут в карантине. Подарок военнопленному от имперского офицера? На Земле скорее удавятся, чем пропустят такое. Я без всякой причины ткнул ножом слишком сильно, одна из жемчужниц хрустнула, обнажая слюдянистые белесые внутренности. Жемчужины там не было.
Ладно, пусть отберут. Пусть заберут хоть все, я наловлю жемчужин и отправлю их через знакомых — тех, которые у меня остались, из числа надежных, они найдут Котенка уже там и передадут. Пусть у него останется память.
«Память о чем? — прошелестел Линус-Два, — О глупом графе, падком на мальчиков, который живет как космический отшельник, на своем маяке?.. К чему? Он тебя и так не забудет.»
«Я знаю. А лучше бы забыл. Мы уже никогда не встретимся — за пределами этой планеты, а если вдруг случится так, что встретимся, это будет уже совсем другой граф ван-Ворт и совсем другой Котенок.»
«Разумеется».
Но я знал — не встретимся. Больше никогда. Я буду жить здесь, один, посреди океана, до тех пор, пока смерть, уставшая ждать, не коснется моего плеча сухим твердым пальцем. У меня отличное здоровье, я могу прожить и больше сотни лет. Самое скверное — рано или поздно меня отзовут. Или пришлют дублера. А я не хотел бы умирать где-нибудь кроме этой планеты. Хотя выбирать место для смерти — роскошь…
А Котенок постарается меня забыть и я буду рад, если у него это выйдет. Карантин, потом исправительный комплекс — и новое гражданство, новая жизнь. Он будет дышать воздухом, который никогда не вдыхал раньше и видеть людей, которые уже ничем не будут напоминать ему меня. Может, он еще будет рефлекторно вздрагивать при виде герханцев, но скорее всего лет через пять все события на старом маяке окажутся в подвалах памяти, заваленные тяжелыми грузными обломками уже других, более нужных воспоминаний. Да и я уже к тому времени все позабуду, его лицо смажется, утратит четкость, покроется матовой пленкой прошлого. Я буду его помнить, может, вспоминать долгими осенними вечерами, когда делать нечего кроме как сидеть, пить вино и смотреть на тусклое, цепенеющее с каждым днем море. Но рано или поздно он забудется — дерзкий маленький варвар с длинными волосами и взглядом неприрученного лисенка, в котором больше тоски, чем злости. Все забывается…
Между камнями метрах в пяти от меня опять что-то шевельнулось. Резко, по-хищному. Мне показалось, что я успел разглядеть узкий репперовский хвост. Я нахмурился и сразу почувствовал, как неудобно, стесняя движения, сидит маска.
— Что за дела? — прогудел я в загубник, — Вас мне еще не хватало.
У реппера не настолько острые зубы чтоб он представлял опасность, но довольно неприятный яд, особый фермент, вырабатывающийся железами во рту, который позволяет ему обездвиживать и лишать сознания даже крупную рыбу. Для человека он тоже не смертелен, но чертовски неприятен. Если на глубине схватит сердце, а ты один — ничем хорошим это не закончится. Для его узких иглоподобных зубов прокусить гидрокостюм — как мне закурить сигарету. И еще — полное отсутствие мозгов. Биологический автомат вроде шнырька, причем автомат с напрочь отключенной еще при проектировании логической схемой. Может наброситься на рыбу, которая гораздо больше его самого или вообще на любой передвигающийся рядом с ним объект, вне зависимости от чего бы то ни было. Даже есть не станет, но на зуб попробует. А может мимо проплыть как ни в чем ни бывало. Сумасшедшие шакалы морского дна.
Почти сразу же я опять увидел его хвост и теперь сомнений не было — не очень крупный, но уже взрослый реппер промышляет в колонии жемчужниц. То ли решил проверить их на вкус, то ли поджидает тех, кто не прочь их отведать. Например, одинокого аквалангиста с сеткой на поясе. Наверняка вкусный — вон какой большой… Хвост трепыхался в небольшой расселине между камней, его обманчиво неспешные движения выглядели совершенно безобидно — просто шевелящийся хвост, напоминающий змеиный, только сплюснутый с боков, есть что-то от рыбьего, да узкие полоски плавников, как стабилизаторы ракеты, тянутся до самого конца. Цвет у него был смазанно-желтоватый, как у подводной глины, изредка попадались серые уродливые крапины.
Жемчужниц у меня было уже пол сетки, более чем достаточно. Я очень медленно шевельнул ластами, отталкиваясь от дна. И почти тот час хвост реппера, как наэлектризованный, замер, поднявшись почти вертикально. Это значило, что и он меня заметил.
— Не лезь, червяк, — сказал я ему очень убедительно, выставляя вперед нож, — Порежешься.
Но он, конечно, ничего не услышал. Хвост внезапно исчез, втянувшись под камень и я скорее почувствовал, чем увидел, как узкое игловидное тело несется к моим ногам, укрываясь под водорослями. Похожее ощущение испытываешь, когда чувствуешь летящий в тебя снаряд или торпеду. Ощущаешь несущуюся к тебе линию смерти, хотя глаз ничего не замечает.
Уже не прячась, я рванулся вверх, одновременно прикрывая левой рукой пах. Сетку так и не успел прицепить к поясу, она болталась рядом со мной, стесняя движения и закрывая от меня дно. Из облака песка, поднятого мной, скользнула в мою сторону узкая желтоватая ракета. Она двигалась невероятно быстро, так, что глаз успел зацепить, как тень быстро передвигающегося объекта, только след ее движения. Хоть я и не видел этого, но знал, что спереди на меня смотрят четыре темных задумчивых глаза, похожие на те, что встречаются у насекомых, расположенные почти правильной трапецией рядом с вечно открытой пастью, полной мелких узких зубов. Реппер похож на змею, но в отличие от змеи он передвигается не только с помощью движений своего узкого тела, но и благодаря плавникам. Там, где у тела нет точек соприкосновения с дном, плавники уже с трудом справляются со своей ролью, движения реппера заметно замедляются, утрачивают стремительность. Как известный титан, с которым бился античный Геракл, они теряют силу, отдаляясь от земли. Все-таки человек более совершенный хищник.
