Вера Камша - Кесари и боги (сборник)

Герцогиня провела пальцами по бровям и вышла, сама не зная куда. Церкви в Гуальдо не было, а горный вечерний холод отбивал охоту к прогулкам по стенам. Герцогиня немного постояла в коридоре, борясь с желанием потолковать с Бенеро, и отправилась навестить хозяйку. Та еще не спала и была одна.

Родильная горячка обошла бывшую маркизу стороной, а покой и присутствие Диего сотворили чудо. Мариита больше ничего не боялась и ничего не хотела. Замок, в который никто не приедет, и любовник, который никуда не уйдет, стали ее счастьем. При виде гостьи молодая мать улыбнулась и отложила цепочку из собственных волос, которую плела для Диего.

– Сеньор Бенеро уже ушел, – сообщила она. – Почему он хочет уехать? Скажи ему, чтоб остался, здесь так хорошо.

– Это его дело, – пожала плечами герцогиня, – если он считает тебя здоровой…

– Врач мне больше не нужен, – заверила Мария, – и маленькой тоже. Правда, что приехал твой брат?

– Да. – Приехал и сразу куда-то исчез. Нашел время!

– Как же это чудесно… Он обвенчает нас с Диего и окрестит маленькую, мы ведь не можем появляться в городе.

– Конечно, он все сделает. Мариита, кто этот высокий пожилой сеньор с седой бородкой? Он тоже гостит в замке.

– Нет. – Аквамариновые глаза широко распахнулись. – В замке нет гостей, ты же знаешь.

– А где Диего?

– Ушел. Его позвал Фарабундо.

– Давно?

– Еще светло было. Ему нужно было по делам…

– Ты не знаешь, где он?

– Нет. Инес, что с тобой?

– Мне не нравится, что его нет. – А еще меньше ей нравятся непонятный гость, белобрысый Фарабундо и куда-то умчавшийся братец.

– Не волнуйся, – безмятежно протянула бывшая маркиза, – Диего никогда меня не оставит. Если он ушел, значит, так нужно.

– Без сомнения, – согласилась Инес, целуя безмозглую голубицу в щеку, – спокойной ночи, Мариита.

– Ты уже уходишь?

– Поговорю с… Бенеро. Ты права, ему лучше остаться здесь.

– Конечно, у нас его никто не тронет.

И он сойдет с ума от скуки. Смогла бы она день за днем глядеть на Карлоса и плести для него цепочки и браслеты? Смог бы Карлос взирать целыми днями на изводящую свои волосы супругу? Будь она мужчиной, она бы точно сбежала, но куда все же делся Хайме?

Ноги сами принесли Инью к комнате брата. Двери в Гуальдо не запирались, и герцогиня шагнула за порог, едва не налетев на внушительный сундук. Внутри, как и следовало ожидать, было пусто и тихо. Мирно горела ночная масляная лампа, на огромном, впору утонуть, кресле валялся тощий холщовый мешок, второй, побольше, лежал на полу. Инес зачем-то обошла комнату и собралась еще раз расспросить белобрысого Фарабундо, но мешок на кресле зашевелился и подпрыгнул.

– Этот замок исполнен скверны и мерзости, – раздалось в голове, – только одержимый или безумный мог войти сюда по доброй воле.

Инес ошалело затрясла головой, но чистый серебряный голос продолжал вещать о скверне, ереси и карах Господних. Герцогиня заткнула уши – не помогло. Неведомый проповедник и не думал замолкать.

– Ты глупа, как и все дочери Евы, – сообщил он, – но ты хотя бы добродетельна. За тебя молятся во всех храмах Онсии по приказу самого Фарагуандо. Нам нужна твоя помощь, иначе случится непоправимое.

– Кто ты? – взвизгнула Инес, а руки уже развязывали трепещущий мешок, из которого вывалился изрядно помятый голубь. Дохнуло курятником.

– Мы удерживаем твоего брата на пути истинном, – прозвенело в мозгу, – на нас печать благодати, мы принадлежим Святому Престолу, и твой долг – повиноваться!

Глава Священного Трибунала Муэны обезумел и пошел навстречу Злу. Его душа погибает вместе с его телом, но не это самое страшное. Выход из вертепа, из гнусной обители демонов, из бесовского прибежища, в которое нас ввергли, стерегут порождения Сатаны. Если ты не отыщешь обезумевшего и не вернешь его, мы не сможем вернуться в святую обитель, а ты да будешь за это проклята наравне с еретиками и богохульниками…

Диего почти бежал, и все равно мраморный истукан маячил далеко впереди. Бросившийся за командором первым Хайме безнадежно отстал, об остальных де Гуальдо не задумывался. Его словно что-то волокло к месту будущей схватки, туда, где у самой кромки воды темнели деревья и камни. Там сходились пути оживших исполинов, там решалось что-то немыслимо важное, но что именно, Диего не знал. Зато эта ночь раз и навсегда решила – Хенилья заслуживал смерти, но не от шпаги. Жаль, на берегу Лаго-де-лас-Онсас не было палачей…

Последний из де Гуальдо, не отрывая ненавидящего взгляда от белой спины, перескочил ручей. Он не таился, но сводящим счеты памятникам было не до людских глаз. Бронзовый уже ждал, держа руку на эфесе, мраморный задержался, пробуя оружие, но вот появился и он. Чудовищная пара замерла, скрестив взгляды, словно клинки. Глаза бронзового горели расплавленным золотом, мраморный стоял спиной, но Диего не забыл бьющие из-под широких бровей полуденные лучи.

Враги молчали. Или говорили на языке, недоступном смертным. Наконец белый взмахнул мечом и, пригнувшись, набирающей разгон лавиной проскочил мимо отшатнувшегося темного. Он еще не остановился, когда бронзовый, тяжело развернувшись, атаковал сам, но тоже не рассчитал, с трудом удержавшись на непослушных ногах. Второй замах вышел не лучше, оружие вновь потянуло хозяев за собой. Белый клинок и темная шпага крушили ветки, чиркали по земле, задевали гранитные глыбы, но ни разу не столкнулись друг с другом. Битва не складывалась. Воскресшие воители, шатаясь, словно пьяные, топтались по площадке, то и дело спотыкаясь о валуны. Не было ни привычных атак, ни защиты. Только шараханья, неуклюжие взмахи клинками и столь же неуклюжие шаги и пробежки. Остервенело хрустел гравий, глухим стуком отзывались задетые глыбы, а грохот огромных сапог сделал бы честь забойщикам свай. Камень зло врезался в камень, застонал сбитый бронзовым плечом ствол, отпрянувший командор едва не боднул прибрежную скалу и отлетел к несчастным деревьям, где и замер в позе пьяного монаха.

Рядом кто-то тяжело задышал, и Диего оторвался от беснующихся монстров. Хайме все-таки доковылял до площадки и теперь ловил ртом воздух.

– А ты, знаешь ли, не очень и рисковал, – выдавил из себя смешок де Гуальдо, – Гонсало пока воюет с собственным мечом.

– Они… приноравливаются, – пролаял Хайме, растягивая ворот, – с их-то опытом…

Диего кивнул, он и сам видел, что первый пыл пошел на убыль. Опытные воины, не преуспев в атаках, сбавили прыть, на глазах приспосабливаясь к новой плоти. Приседая поглубже и широко ставя ноги, они наново пробовали свои тела, обретая не то чтобы сноровку, но хотя бы четкость движений.