Все, что я смогла сказать, лишаясь воспоминаний десятилетней давности, было:
— Как можно верить вашим словам?
Ее глаза, как янтарная смола, излучали чистый и неясный свет.
— Я ни от кого не жду веры. Не было ли сказано: кроме вас?
— Идемте, — решительно сказала она. — То, каким будет ваш отчет, я предоставляю решать вам, Т'Ан Клиффорд. Не говорите об этом лишь людям моей планеты.
Клиффорд втянул носом воздух, одна бровь поползла вверх.
— Мое правительство поддерживает невмешательство в чужую культуру. Поэтому оно следует, скажем так, практике нераспространения внутренней информации…
Я поднялась со скамьи, чувствуя слабость в ногах. Запах старой бумаги и пергамента мгновенно стал таким сильным, что у меня закружилась голова. Клиффорд взял меня за локоть. Несмотря на завесу многословия, он нервничал; его рука дрожала. Мы оба последовали за ортеанкой в коридор. Я подумала, что знаю дорогу…
Здесь не было солнца, лишь тусклый свет, отраженный зеркалами. Вот мы спустились глубже внутрь Башни, цвет и структура стен изменились, став гладким коричневым веществом. Мне подумалось, что теперь все кажется мне не таким большим, как десять лет назад. Но память выкидывает подобные шутки. В тупиковом коридоре мы с ортеанкой одновременно остановились, только Дуг Клиффорд был недостаточно бдителен.
Он взглянул на меня, на ортеанку и снова на меня. В выражении его лица угадывалось примирение с ситуацией. В данный миг он, пожалуй, поверил бы в невозможное: в мою историю.
Что она может показать нам, чтобы изменить это? Мне хотелось знать. Я настолько погрузилась в размышления, что едва заметила знакомое повторение входа в более глубокие уровни под Башней: стену, раздвинувшуюся и отошедшую в сторону, небольшую камеру, в которую мы вошли, давление под ногами, когда она пошла вниз. Я не могла сосредоточиться, пока кабина не остановилась, и стена снова не раздвинулась, выпуская нас наружу. Здесь, говорила память.
Я вышла за ними в прохладный зал с высоким потолком. Свет здесь был слабым, сиреневым. Стены — из серо-голубого хирузета . А менее чем в шести ярдах от того места, где я стояла, находился первый из ряда объектов в форме саркофагов. Саркофаги из хирузета . Достаточно большие, чтобы в них мог поместиться ортеанец или инопланетянин…
— Дугги, не это ли я видела? Помните, я говорила?..
Невысокий мужчина подошел и встал рядом со мной.
В лазурно-розовом свете цвет его лица казался нездоровым. На лбу выступили капли пота.
— Да. Что-то напоминающее зиирам . Я думаю, подобное могла создать цивилизация такого же уровня развития. — Он взглянул назад. — Как вы рискуете помещать кого-либо внутрь этой установки, Чародей?
— Т'Ан Клиффорд, я не хочу, чтобы Башню разорвали на части обитатели иного мира, ищущие Древнюю Технику. Я знаю, что «ПанОкеания» делает с каналами вокруг Махервы. Необходимо, чтобы они знали, что для них здесь нет ничего полезного.
Темнокожая ортеанка прошла мимо нас к походившему на саркофаг ближнему устройству. Пальцы ее единственной руки деликатно прошлись по его резной кромке. Внутри корпуса из хирузета появилась слабая иридесценция.
Но это не то, что произошло, когда я…
В корпусе саркофага почти неслышно зашептал голос и возникло изображение. Слабое, неподвижное. Неподвижное изображение.
— Добро пожаловать в Архивы Башни, — с насмешливой язвительностью произнесла Рурик. Она снова подтянула ногу, чтобы сесть на угол устройства из хирузета , и окинула взглядом обширное пространство зала. — Не так впечатляет, как могло бы, правда? Но красиво. Эти устройства нельзя восстановить. Не теперь.
Архивы?
Клиффорд подошел поближе к камере из хирузета .
— Чародей, я должен признаться, что совсем не вижу смысла в том, что вы нам говорите.
Рурик поймала мой взгляд, ухмыльнулась. Ее темная рука прошлась по поверхности хирузета .
Неподвижное изображение изменилось. Послышался шепчущий голос.
Я невольно сказала:
— Эти устройства для другого!
Ее голова склонилась над камерой, черная грива упала вперед. На картинке были зику и мох-трава. Они растут в Ста Тысячах. Рука Чародея непроизвольно поднялась, чтобы помассировать культю.
— Он не во всем лгал вам. — Она подняла голову. — Вот почему вы верите. Вы можете убедиться в этом двумя способами. В Башне есть техника Народа Колдунов. Чародей — любой, кто имеет титул Чародея, — обладает бессмертной памятью. Она хранится в этих устройствах. Башня занимается пополнением знаний, хранящихся здесь в течение срока жизни шестидесяти поколений.
Дуг Клиффорд внимательно смотрел на изображение в корпусе устройства.
— Хранение и восстановление информации.
— Империя Народа Колдунов… — Она состроила гримасу, демонстрируя явное отвращение. — И вот их нет, а эти устройства невозможно заменить.
Она соскользнула с устройства, встала, сохраняя присущее фехтовальщику равновесие, вскинула голову и на миг снова оказалась Рурик Орландис, Рурик Короны, Рурик из Мелкати, Рурик, о которой я грустила как о мертвой.
— Т'Ан , это ничего не меняет. Башня, тем не менее, — защита от возникновения другой Золотой Империи. Наши руки нечисты. Что из того? У кого же они чисты? Все Чародеи использовали любой способ, какой был в их власти, чтобы уберечь нас от того, чем стала Золотая Империя… чем являются ваши люди. Простите меня, но это так. У нас есть информация, умение хранить тайну и мало что еще. — Она криво улыбнулась. — Но я знала это, когда согласилась стать Чародеем.
Лицо Клиффорда было внимательным, взгляд прикован к корпусу из хирузета . Хранение и восстановление информации. Не глядя на Рурик, он сказал:
— Если вы намеревались установить и поддерживать контакт с произоляционистской группой, то уже одно это некоторым образом влияет на правительства и мультикорпорации Земли…
— Нет . — Оба повернули головы в мою сторону. Я перевела дух. — Я хочу, чтобы вы объяснили мне вот какой факт. Что вы сказали? Будто меня — что же? — заставили гипнозом, наркотиками поверить, что возможна подобная передача памяти? А она невозможна?
Орландис сказала:
— Последний Чародей очень хорошо умел убеждать людей в том, что они не общались с Башней. Или что он обладает возможностями, которые не существуют. Кристи, он не мог знать, что это нанесет вред инопланетянину, как произошло с вами.
Слишком пораженная, чтобы говорить, я лишь смотрела на нее.
