Теперь я его больше не уважаю, — бросил он в тишину. — Я потерял к нему уважение с тех пор, как он сорок лет назад совершил еще один поступок — трусливый поступок, который стер из памяти все воспоминания о его мужестве. Позволь мне напомнить тебе, народ двух гор. Позволь напомнить тебе о том дне, когда он взял лежащий здесь, рядом с нами, скипетр и бросил его на эти камни. Алмазный скипетр, словно это какая-то деревянная палка! Позволь мне напомнить тебе, что он швырнул Венец, который так нагло требует сейчас — по прошествии сорока лет! — швырнул, словно безделушку, которая больше не доставляет ему удовольствия. И позволь мне напомнить тебе, — его голос нырнул вниз, полный бесконечной печали, — что после всего этого Мэтт, король гномов, нас покинул.
Каэн позволил затянуться мрачному молчанию, позволил ему набрать полный вес осуждения. Потом мягко произнес:
— Словесный поединок сорок лет назад состоялся по его собственному выбору. Поставить вопрос о Котле Кат Миголя на обсуждение Совета старейшин было его собственным решением. Никто его не толкал под руку, никто не мог этого сделать. Он был королем под горами. Он правил не так, как старался делать я, добиваясь согласия и спрашивая совета, а единолично, он носил Венец и был обручен с Хрустальным озером. И в пику нам, в злобе, в раздражении, когда Совет оказал мне честь и согласился с тем, что мои поиски Котла — подвиг, достойный гномов, король Мэтт нас покинул.
В его голосе слышалось горе, боль незаслуженно обиженного человека в те давно прошедшие дни, когда он остро нуждался в руководстве и поддержке.
— Он покинул нас и заставил справляться, как можем, без него. Без короля, духовно связанного с озером, которое всегда было биением сердца для каждого гнома. Сорок лет я прожил здесь вместе с Блодом, моим братом, и старался править, по мере сил, с помощью Совета старейшин. Сорок лет Мэтт провел далеко отсюда, в поисках славы и стремлении удовлетворить собственные желания в широком мире за горами. А теперь, теперь, когда прошло столько времени, он вернулся. Теперь, потому что это устраивает его — его тщеславие, его гордость, — он вернулся и требует обратно Венец и скипетр, которые с таким презрением отшвырнул тогда.
Еще шаг вперед. Слова летели с его губ прямо в сердца слушателей.
— Не позволяйте ему, дети Калор Диман! Сорок лет назад вы решили, что поиски Котла — Котла Жизни — достойное для нас дело. Я служил вам, выполняя решение Совета, я трудился все эти годы здесь, среди вас. Не отворачивайтесь от меня теперь!
Медленно опустилась его протянутая рука, и Каэн закончил речь.
Высоко над головой, над полной, непоколебимой тишиной, алмазные птицы описывали сверкающие круги.
Сердце сжалось в груди Ким от напряжения и дурных предчувствий. Она вместе со всеми остальными в Зале Сейтра перевела взгляд на Мэтта Сорина, друга, который с самой первой их встречи всегда говорил точно отмеренными и простыми словами. Чьей силой были стойкость и зоркость и невысказанная глубина преданности. Слова никогда не были орудиями Мэтта: ни теперь, ни сорок лет назад, когда он потерпел горькое поражение в прошлом поединке с Каэном, а проиграв, отказался от Венца.
В своем воображении Ким видела его таким, каким он был в тот день: молодой, гордый король, только что сочетавшийся браком с Хрустальным озером, полный видений Света, ненавидящий Тьму так же, как и сейчас. Своим внутренним взором она видела его ярость, боль, чувство отверженности, которые вызвала в нем победа Каэна. Она представила себе, как он швырнул прочь Венец. И понимала, что он поступил неправильно.
В этот момент она подумала об Артуре Пендрагоне, еще одном молодом короле, только что получившем корону и полном новых планов и узнавшем о ребенке, кровосмесительном плоде его чресел, которому суждено разрушить все, что создаст Артур. И тогда, в тщетной попытке помешать этому, он приказал убить множество младенцев.
Грехи добрых людей оплакивала она.
Грехи и то, как снующий челнок Станка возвращал их к этим грехам. Как вернулся обратно в свои горы Мэтт после долгого отсутствия, в Зал Сейтра, чтобы стоять рядом с Каэном перед Советом старейшин.
Ким молилась за него и за всех живущих в поисках Света. Она знала, как много положено на чашу весов, и все еще ощущала магию последних слов Каэна, брошенных им в зал, и спрашивала себя, как Мэтт сможет сделать нечто подобное этому.
И она это узнала. Все узнали.
— Мы ничего не услышали о Ракоте Могриме, — сказал Мэтт Сорин, — совсем ничего. Ничего о войне. О зле. О друзьях, преданных в руки Тьмы. Мы ничего не услышали от Каэна о разбитом Сторожевом Камне Эриду. О Котле, переданном Могриму. Сейтр зарыдал бы и проклял нас сквозь слезы!
Прямые слова, резкие, прозаичные, без прикрас. Холодные и суровые, они пронеслись по залу, словно порыв ветра, и сдули прочь туманы колдовского красноречия Каэна. Упершись руками в бока, широко расставив ноги, словно он бросил якорь в эти камни, Мэтт даже не пытался заманить или соблазнить своих слушателей. Он бросил им вызов. И они слушали.
— Сорок лет назад я совершил ошибку, о которой не перестану сожалеть до конца своих дней. Я только что был коронован, ничем себя не проявил, был неизвестен и искал одобрения тому, что считал правильным, в поединке перед Советом старейшин в этом зале. Я был не прав. Король, когда он ясно видит свой путь, должен действовать, чтобы его народ мог следовать за ним. Мой путь был бы ясным, и так и случилось бы, если бы у меня хватило сил. Каэна и Блода, которые не выполнили моих приказов, следовало отвести на Утес Предателей на Банир Тал и сбросить в пропасть. Я был не прав. Я был недостаточно силен. Я признаю, как подобает королю, свою долю ответственности за все то зло, которое вершилось с тех пор.
Зло было велико, — произнес он непримиримым тоном. — Кто из вас, если только он не околдован и не запуган, может примириться с содеянным нами? Как низко пали гномы! Кто из вас может примириться с разбитым Сторожевым Камнем? С освобождением Ракота? С передачей в его руки Котла параико? А теперь я скажу о Котле.
Мэтт сменил тему резко, неуклюже, но ему казалось: все равно.
— Перед началом этого поединка Ясновидящая Бреннина сказала, что Котел приносит смерть, и один из вас — я помню тебя, Эдриг, ты был мудрым уже тогда, когда я стал королем, и я не знал в твоем сердце злобы, — Эдриг назвал Ясновидящую лгуньей и сказал, что Котел приносит жизнь.
Он скрестил руки на широкой груди.
— Это не так. Когда-то, может быть, когда его выковали в Кат Миголе, но не теперь, не в руках Разрушителя. Он использовал Котел, отданный ему гномами, чтобы сотворить зиму, которая только что закончилась, а потом — язык мой не поворачивается от горя произнести эти слова — для того, чтобы наслать дождь смерти на Эриду.
