42
Павел добрался до места встречи в восемь вечера. Голова трещала, машины не было, деньги еще оставались, но на что-то относительно приличное, тем более новое, не хватало по-любому. Хотя если сильно не раскатывать губы...
«Как жить будем, Томка? — бормотал он, сходя с автобуса, на который сел у метро «Ясенево»,— А может, и правда уехать куда-нибудь на Сахалин, взяться за праворульные аппаратики? Должны же они ломаться».
«Самому бы не сломаться,— вползла в подкорку и разлеглась сладенькая мысль.— Беги, парень, беги, пока не поздно. Куда ты лезешь? Хочешь Томку найти? Да кто бы она ни была, ее инстинкт матери прочь от тебя гонит! Ты — зараза, эпидемия, аномалия! Все, чего касаешься, все гибнет».
— Именно так,— прошептал Павел,— Убегу. Найду тебя, Томка, и убегу. Только чуть-чуть еще разгребусь тут... с марсианами.
«А если она уже у Жоры? — обожгла мысль.— Если уже у него? Потому и молчит — ждет, когда я попаду в его руки, чтобы потом выуживать у меня... Что он у меня может выудить? Я же ни черта не знаю».
Павел выставил перед собой руки, растопырил пальцы и подумал, что, рубани по ним тем же странным клинком Алексея — и вообще цена ему будет копейка. Интересно, а распознает ли тогда его газоанализатор? Или без сноса башки никак не обойдешься?
На стоянке между огромными магазинами, несмотря на накатывающий сумрак, было все еще многолюдно. Машины занимали площадь едва наполовину, но народ тянулся ко входам, шелестел пакетами, загружал в багажники продукты, одежду, школьные принадлежности. Щебетали дети, громыхали продуктовые тележки, сигналили неловкие семейные автомобили. До начала учебного года оставались считаные дни. До встречи с тестем было еще два часа.
Павел вошел в «МЕГУ». Походил по широким коридорам, прислушиваясь к собственным ощущениям. Выпил кофе у шуршащего лезвиями коньков катка. Пошелестел купюрами у обменного пункта. Двинулся по магазинам. Через час он полностью переменился. Короткие волосы приобрели темно-каштановый цвет, трехдневная черная небритость обратилась тонкими усиками, джинсы и футболку сменил не слишком дорогой, но добротный костюм, очки в черной квадратной оправе с нулевыми диоптриями довели степень видимой интеллигентности до издевательской.
«Типичный ботаник-переросток,— определил себя в зеркале Павел,— Сидит на шее у родителей, амбиций и вожделения полные штаны, совести — ноль».
Высокие ботинки и бейсболка отправились в крепкий и удобный рюкзак. Там же нашли место две смены белья, носки, кое-какие медикаменты, моток альпинистской веревки, планшет с самыми необходимыми слесарными инструментами, скотч, новая ветровка из прочной ткани, новые джинсы, бутылка воды, дробовик и еще какая-то ерунда вроде нескольких плиток горького шоколада, спичек, соли, пары кусков мыла. Термос сменила толстая медная фольга.
— Теперь можно и в глушь,— пробормотал Павел, взвесил в руке грамотно уложенный багаж и определил, что уложился килограммов в десять. С таким рюкзачком можно было и побегать. Знать бы еще, куда бежать.
За час до встречи Павел прошел к шведскому супермаркету, оставил упакованный в полиэтиленовый пакет рюкзак, сумку и коричневую тубу, куда он поместил клинок, в гардеробной и поднялся в ресторан. От столика у огромного окна площадь-стоянка была видна как на ладони. Павел привычно похлопал по карманам, проверил документы, газоанализатор, нож. Сбруя для клинка почти не мешала — жаль, что скрыть под костюмом сам клинок было проблематично. Хотя вряд ли ему придется по- фехтовать. Судя по всему, теперь по нему будут стрелять сразу. Он снял с плеча и положил на стол бинокль в мягком чехле, вдохнул запах жареной рыбы. Все-таки, если забыть о каких-то условностях и гурманских утонченно- стях, знатоком и ценителем которых был Дюков, ничто не могло сравниться с простой и правильной едой. Ну как, к примеру, с филе лосося. Жаль, конечно, что кофе у шведов оказался не самым лучшим, но кто ему мешал при необходимости вернуться в ресторанный дворик «МЕГИ»?
Павел вытащил из кармана пирамидку Алексея и поднес ее к глазам, чтобы рассмотреть лучше. Она была выточена из камня или отлита из какого-то пластика. Во всяком случае, грани не казались покрашенными. Пирамидка была сложена из треугольных призм. Углы граней сточились, словно брелок бултыхался полгода в поддоне с мелким гравием. Ушко для короткой белой цепочки крепилось к центру черной грани. Павел потеребил звенья — сплав показался ему незнакомым. Пригляделся к ушку. Оно было приварено или вплавлено в желтый стерженек, уходящий в глубь пирамидки. Павел попробовал его покачать, сдвинуть, стерженек щелкнул и повернулся на девяносто градусов. Обратно возвращаться он не захотел.
— Русские мастера — лучшие в мире,— прошептал Павел.— Секрет их преимущества в начальной стадии работы с незнакомым механизмом. Первым делом они его ломают. Отсюда и закалка, и смекалка. От дурости. Впрочем, вся страна так живет.
Он нащупал на груди Томкино украшение, вытянул его из ворота, повертел в руках исцарапанный диск. Немудрящий рисунок, отштампованный на металле едва различимыми линиями, теперь показался ему интересным. Особенно на фоне пирамиды. На одной стороне диска был изображен треугольник, вписанный в круг, на другой — большой треугольник, сложенный из четырех равносторонних маленьких.
— Геометрия,— пробормотал Павел и повертел украшение в руках. В нем ничто не поворачивалось и не щелкало.
Что-то привлекло его внимание за окном. Он протянул руку за биноклем, но, подумав, оставил его в чехле. Закрыл на мгновение глаза, потом медленно открыл их и окинул площадь взглядом сразу всю. Не метнулся взглядом от далеких дверей «Ашана» и подъездов «МЕГИ» до откосов МКАД, а захватил всю площадь целиком, не присматриваясь к деталям. Через пять минут он засек сразу с десяток опорных точек. Среди стоявших, едущих автомашин и движущихся фигурок людей взгляд выхватил неподвижные силуэты. Двое стояли на выезде у торца «Ашана». Двое переминались с ноги на ногу у выезда с погрузки к «ИКЕА». Двое болтались на развязке у кольцевой. Трое ворочали головами у центрального входа в «МЕГУ». Еще один сидел на скамье
— Она не враг,— прошептал Павел.
«Наверное»,— ответил кто-то у него внутри.
— Враги не просят о помощи и не сообщают, что они в беде.
«Конечно, если не хотят заманить в ловушку»,— последовал ответ.
— Враги не обучают врагов своему языку.
«Если не хотят допрашивать пленника со всеми удобствами».
— Враги не снабжают врагов деньгами и одеждой.
«Не слишком большая плата за отнятую мастерскую, квартиру, машину, всю жизнь. К тому же в тюрьмах тоже кормят бесплатно».
