Каждое мгновение полета он чувствовал тьму возле сердца. Отец был рядом. Молчал. Быть может, ожидал решения Кара или, уверенный в своей власти, просто не беспокоился по пустякам. Но кроме давящего присутствия тьмы, было и другое: дружеское присутствие грифона согревало, дарило надежду. Не задавая вопросов, ни о чем не прося, Ветер излучал любовь, и Кар нисколько не страшился тьмы.
Под утро грифон спустился в лесу, подальше от человеческого жилья. Девочка не проснулась, когда Кар осторожно переложил ее на землю. Укутав продымленным одеялом, лег рядом. Уже засыпая, он коснулся мыслей Ветра. И растворился в теплых волнах грифоньей любви.
На этот раз охотился Кар. Скрывшись за деревьями от любопытных глаз Тагрии, он без затей воспользовался магией: отыскал в ровном сиянии зеленой жизни пугливый огонек и призвал его молчаливым приказом. Вскоре заколыхались кусты, раздвинулись, пропуская завороженного зайца. Он таращился и испугано вздрагивал, но не пытался убежать, когда Кар поднимал его за обвисшие уши и доставал нож.
Перерезав зайцу горло, вернулся на поляну. Он боялся, что Тагрия примется жалеть зверька, но девочка лишь глянула мельком и снова повернулась к Ветру. Сидя между грифоньих лап, она гладила упругие золотые перья, а Ветер касался клювом ее волос. Тагрия тихонько что-то говорила. Кар не слышал слов, но исходящее от обоих довольство чувствовал, даже не прибегая к магии.
-- Значит, ты живешь с дедушкой? -- спросил он, разделывая зайца.
Тагрия обернулась, посмотрела сквозь разделявший их огонь костра.
-- Да. И еще с братом. Дедушка, он... Мамин папа, он забрал нас к себе, когда... это все случилось.
-- А отец?
-- Он нанимается куда-нибудь, -- сказала девочка. -- Потом его выгоняют и он приезжает к нам.
-- Выгоняют? -- переспросил Кар и тут же прикусил язык, вспомнив следы побоев. Но Тагрия ответила спокойно, как о деле привычном:
-- Он напивается пьяный всегда, как только может купить вина. Кому такой работник нужен?
Кар выгребал заячьи потроха и вспоминал пятнадцатилетнего брата-принца, отродясь не ведавшего работы кроме балов и турниров, сытого, лоснящегося и готового на убийство из-за одного предательства. Познавшая голод и боль Тагрия не поднимет клинок на ребенка, пусть даже спасая себе жизнь. Не пойдет дорогой тьмы.
-- Отец говорит, -- сказала Тагрия, -- что это все проклятие. За то, что тебе тогда помогли.
"Правильно говорит. Так, Сильнейший?"
Тьма не отозвалась, да Кар и не хотел слышать ее ответ.
-- А дедушка говорит, что проклятие за доброе дело не бывает, -- добавила Тагрия.
-- А ты сама как думаешь?
Девочка потрогала перстень -- он висел у нее на груди, привязанный шнурком из нескольких вытянутых из одеяла и переплетенных между собой ниток. Тагрия ласково погладила зеленую звездочку изумруда. Улыбнулась с лукавинкой.
-- А я всегда дедушке верю.
-- Спасибо, Тагрия, -- сказал Кар.
-- А еще ты меня спас. Если бы тебя казнили, я бы там и осталась, -- она вздрогнула с набежавшим ужасом.
"Многие другие остались. И останутся..."
Но Тагрия уже стряхнула мрачные мысли.
-- А маги бывают пьяницами?
-- Никогда, -- откликнулся довольный переменой разговора Кар. -- Ни один маг не притронется к тому, что притупляет разум.
-- Вы совсем не пьете вино?
-- Нет. Мы пьем отвары трав, обостряющие сознание и чувствительность.
-- Жаль, что мой отец не маг.
-- Пожалуй, -- согласился Кар, отгребая угли, чтобы разложить нарезанное кусками мясо. -- Но я не уверен, что тебе понравилось бы роль дочери мага.
"Даже чистокровной".
-- Ну, я хотела бы научиться магии, немножко, чтобы никого не убивать. Ты точно знаешь, что я не смогу?
-- Да.
-- А почему?
-- Ты уже спрашивала.
-- А ты ведь тоже наполовину истинный человек! Как ты узнал, что можешь быть колдуном?
-- Магом. И я уже рассказывал.
-- Расскажи еще, -- пожала плечами Тагрия. -- Пока мясо жарится!
-- Тагрия! Ты совсем не умеешь молчать?
Ветер издал странный звук, удивительно похожий на смех. Тагрия привалилась к нему спиной.
-- Я помолчу и послушаю.
Кар с досадой посмотрел на них. Две пары глаз -- черные с красными искрами Ветра и светло-голубые девчонки -- глядели с одинаковой усмешкой.
-- Хорошо. Сначала я покорил грифона...
"Не покорял, -- вставил грифон. -- Я сам тебя выбрал".
-- Потом, -- будто не слыша, продолжил Кар, -- мой учитель бросил в меня нож. Я почувствовал и увернулся.
-- А как ты почувствовал?
-- Знаешь как, бывает, чувствуешь спиной чей-то взгляд? Это похоже. Самое начало магии -- чувствительность.
-- А я тоже могу чувствовать взгляд! Научи меня...
-- Довольно! -- взорвался Кар. -- Теперь мы будем молчать и есть, поняла? Или опять провозимся до ночи и полетим в темноте.
-- А почему плохо в темноте?
Грифон весело заклекотал. Кар только бессильно вздохнул.
Они летели в темноте и при свете дня. Подолгу отдыхали, бездельничали и смеялись, глядя в небо, где медленно проплывали похожие на диковинных зверей облака. Кар чувствовал себя таким же, как Тагрия, двенадцатилетним мальчишкой, сбежавшим с уроков и отчаянно веселым в предчувствии наказания. Как только можно, он оттягивал миг принятия решения, но остановить время не властен был бы даже Сильный маг. Когда смутные объяснения Тагрии привели их наконец к ее дому, тянуть дальше стало невозможно.
Только стемнело, но деревня уже засыпала. Редкие окна мутно светились. С высоты деревня казалась беспорядочной россыпью темных обломков -- как будто ребенок побросал наскучившие игрушки, да так и оставил их покрываться пылью и сереть от времени. Скромные домишки, житницы и сараи жались друг к другу, перепутывались плетнями, словно желая согреться. Добротные зажиточные дома надменно отстранялись, пряча неуверенность за высокими заборами. Густо темнели деревья вдоль неширокой дороги.
Грифон безмолвной тенью парил над домами. Круг, другой... Тагрия молчала. Кар взял ее за плечо.
-- Смотри. Узнаешь что-нибудь?
-- Не знаю, -- откликнулась она виновато.
-- Тагрия, больше здесь деревень нет. Если ты ничего не перепутала, твой дедушка живет здесь -- или в одной из трех предыдущих.
-- Я не спутала! -- в голосе Тагрии уже звучали слезы. -- Я никогда не смотрела на деревню сверху! А еще я не вижу в темноте, как ты!
Кар вздохнул, признавая ее правоту.
-- Нас увидят, если полетим низко, -- предупредил он.
-- А так я ничего не вижу!
"Спускайся, Ветер".
Деревня приблизилась, обрела плоть. Вместе с дымом пришел запах нищеты и безнадежности -- Кар едва не сказал грифону возвращаться. Оставить здесь Тагрию показалось немногим лучше, чем вернуть ее в Долину. Но девочка рванулась, едва не свалившись, и голос ликующе зазвенел:
