Продлевая чарующую вальяжность такой бесценной утренней неги, девушка вытянула в сторону загорелую, покрытую грязью и царапинами ножку, и сладко потянула ноющие после длительного забега мышцы. Судорога, схватившая перенапряжённую икру, медленно сходила. Задетый маленькой ступнёй лопух щедро выплеснул всё содержимое своей тяжёлой чаши на услужливо предоставленное тело. Девушка зашипела сквозь зубы, поджала аккуратные пальчики и втянула ногу обратно под рубаху. Холодный душ не смог поколебать её решимости спать до победного, превозмогая влажность и холод твёрдой, совсем неласковой земли, крики лесных птах и непослушные солнечные лучи, так и норовившие протиснуться сквозь листву и облизать не спрятанное под подушкой лицо. Словленный краем серпа блик, жадно скользнул по краю ресниц и прикорнул на краюшке века. Заворочавшись, его новая хозяйка недовольно перевернулась на другой бок и крепче прижалась к ближайшему теплу, поглубже зарывая носик в терпко пахнущие тряпки. Полусонное чутье выловило родные и знакомые ароматы лекарственных настоек, редкий слегка горьковатый от дыма запах жжёных трав для окуривания, тонкий, но крепкий душок нечисти, что отпарить можно лишь в хорошей бане. Под этими, в принципе, не столь уж и необычными запахами чуялся тонкий дразнящий аромат крепкого мужского тела, давно не мытого мужского тела, тела с явными следами лёгкого отравления, заставившего организм вместе с потом выводить токсины. Этот душок мигом сбросил сладостную сонливость с молодой девицы, не имеющей привычки просыпаться в такой компании.
Алеандр Валент так ретиво вскочила на ноги, что, запутавшись в приватизированных из постоялого двора вещах, тут же рухнула обратно, дико озираясь по сторонам и силясь припомнить события вчерашней ночи. Если судить по затравленно — ошарашенному выражению больших серых глаз, процесс воспоминания проходил болезненно и хаотично. Проснуться, крепко обнимая руками и ногами за бедро постороннего малознакомого мужчину, и сладко при этом сопеть ему носом в пупок стало для неё настоящим потрясением. Девушка посмотрела на свои руки, ещё не до конца очищенные от крови и смеси мазей, сколупнула с запястья засохший огрызок хирургической нити и почти возгордилась. Сгруженные кучей — малой колбы, мешочки с порошками и травами поубавили в ней любви и гордости к своей особе. Оставлять грязным походный инвентарь у профи считалось просто дурным тоном, не говоря уже о возможности смешения реакций в загаженной таре. Аккуратно пристроенный на Танкиных сумках серп вызывал приятное чувство удовлетворения от покорения неприступной вершины и самую малость стыд, поскольку травница была приличной девушкой и без чрезвычайной необходимости полуголой бы карабкаться на сруб с помощью топора точно не стала.
Причина её ночных безумств, спакойненько лежала на пригорочке, прикрытая по плечам краем безбожно загаженной простыни. Мужчина прилично осунулся, посерел и казался удивительно измождённым, хрипло дышал и был настолько бледен от потери крови, что если бы не лёгкий жар, вполне мог быть принят за свежего мертвеца. Более залежалый мертвец лежал рядышком, вытянувшись и почти окоченев: Яританна тесно прижималась к горячему мужскому телу, любовно обнимая собственноручно расшитую конечность мужчины. Выражение на миловидном слегка обезображенном пятном разлагающейся кожи личике застыло торжественное, словно девушка волокла чародея в храм на венчание или демонстрировала перед публикой со сцены. Не удержавшись, Алеандр хихикнула над этой идиллической картинкой и пригладила волосы. Точнее, попыталась, поскольку стоило пальцам коснуться кособокой конструкции из веток и грязных прядей, как место их укромного лежбища огласил нечеловеческий вопль.
Перепуганная спросонья, духовник сжалась в комок и закрыла голову руками, попеременно мигая светящимися глазами. Девушка сжимала в кулачке камень и спешно пыталась создать какое‑нибудь заклинание. В отличие от компаньонки Чаронит прекрасно помнила случившееся ночью и примерно накручивала себе нервы даже во сне.
Алеандр между тем перестала вопить, перейдя на тихий скулёж и какое‑то уж совершенно несчастное подвывание.
— Та — а-ан, Таночка, — дрожащим голоском заканючила травница, пытаясь выпутать пальцы из намертво сбившихся волос, — спаса — а-ай.
Рассерженная такой побудкой Яританна с воодушевлением схватилась за серп и с гаденькой ухмылочкой во все клыки направилась к пленнице. Парадоксально, но именно сейчас она была как нельзя более расположена предварить в действительность свои вечные угрозы. Возле самой Эл, грязной, ободранной и лохматой, Танка остановилась не в силах сделать решающий замах при взгляде на несчастную мордашку травницы. В глазах жертвы стояли искренние слёзы, а губа начала подрагивать: суровая реальность ударила несчастную травницу по самому дорогому — косе.
Чаронит тяжело вздохнула, опустила грозное орудие взлома и ловко запустила свои пальцы в жуткий ворох:
— Эл, будь умницей повторяй за мной: Я…
— Я… — без особого энтузиазма, но вполне доброжелательно повторила девушка, лишь бы отвлечься от страха, что вместе с венком окажется выдрана половина волос.
— …клянусь…
— …клянусь…
— …перестать…
— … перестать…
— …бухать…
— …бу…Танка!?! — травница вывернулась и с чувством пихнула товарку, повалив на землю. — Я не бухаю!
— Да — а? — ехидненько поинтересовалась блондинка, потирая ушибленный копчик и возвращаясь к предыдущему занятию. — А как же ты, красота моя неописуемая, назовёшь наш вчерашний променад в исподнем и гербарии? Неужели деянием велико мудрым с коварным расчётом похитить с постоялого двора простынь и сельхозинвентарь? Уважаю. Тогда бы уж сразу в маскировке под кикимор шли, чтоб, так сказать, всю кассу приволочь. Нет! Эта была чудная акция по добровольному закланию в честь избавления от заклятья кучки чернокнижников — имбецилов! Конечно, а я‑то, глупая, всё сомневалась, в чём скрывается глубокий ритуальный подтекст именно такой формы одежды! Конечно! Мы заранее отдаём почести Среднице, на случай, если до неё просто не доживём такими темпами…
— Не утрируй! — жалобно вякнула пристыженная девушка и тут же зашипела от боли.
Танка высвободила тонкую и уже безбожно лысую веточку жимолости из каштановой гривы и отбросила в кусты, со всей педантичностью принимаясь за новую прядь.
— Ну что ты! — низкий голос сладко вибрировал, и становилось понятно, как девушке удаётся уболтать даже самого занудного призрака. — Какое утрирование! Я же только строю предположения и пытаюсь постигнуть всю глубину твоей необъятной мудрости. Должно же быть какое‑то сакральное значение у этого эпического похода…
