В груди болело — там, где совсем недавно взрезал живое сердце раскрывшийся на миг алый лотос. Такое человек может вынести лишь однажды. А может, этим и отличается обычный человек от бодхисатвы, в груди которого этот лотос цветет непрерывно? — подумал Райко.
…Через четыре дня он вновь был в столице. Столица исполнилась радостной суеты по случаю подготовки к церемонии вкушения первого риса и возлегания на ложе — а также к пляске Пяти Мановений. Десятилетний принц Морихира должен был стать императором. Принц Тамэхира находился во дворце своего тестя, и на ворота был повешен колчан. Господин бывший Левый Министр Минамото-но Такаакира ожидал высылки, и с ним — юный Фудзивара Тихару, который так и не понял, что произошло и почему он, проснувшись утром, превратился во врага престола. Он просил разрешения постричься в монахи — ему не позволили.
Отец Райко и тут не обошелся без мелкой мстительности. Мальчик не знал, что делается вокруг, мальчик не участвовал в интриге, мальчик — в отличие от старших Фудзивара — не поднимал руки на Минамото… но его посмели предпочесть господину Тада-Мандзю, а это преступление, которых не прощают.
На следующий день по приезде Райко пригласил, предварительно осведомившись письмом о здоровье, господин Канэиэ — уже не тюнагон, а Правый Министр. Ибо бывший Правый Министр, господин Канэмити, возложил на себя обязанности Среднего Министра, а бывший Великий Министр, господин Корэмаса, сделался регентом…
Господин Канэиэ совершенно не изменился. Райко не думал, что этому обрадуется — однако же поймал себя на том, что силой должен не допускать на лицо настоящую улыбку. В мире, который вывернулся наизнанку, человек, не желающий зла и всего лишь равнодушный к тем несчастьям, которых не может понять, был просто отдохновением для глаз. Тем более, что сегодня господин Канэиэ превзошел сам себя.
— Я глубоко сочувствую вашей потере, — произнес он. — Говорят, эта танцовщица была чем-то особенным. Жаль, что я так и не успел посмотреть её танец, прославляющий вашу битву на проспекте Судзаку.
— Я благодарен господину Правому министру за сочувствие и внимание к моим ничтожным делам.
— Вы сделали довольно, чтобы эти внимание принадлежало вам целиком, — проникновенно сказал господин Канэиэ. — Отыскали злоумышленника, примирили меня с братьями, нашли и уничтожили логово нечистой силы…
— Увы мне, ничтожному — главный злоумышленник ушел от возмездия.
— Небесное возмездие непременно падет на его голову, даже если людское запоздает, — уверенно сказал господин Канэиэ. — Но я хотел бы вот о чем вас спросить. Ваш батюшка явно держал руку Минамото, и я не поверю, если вы скажете, что он поменял цвета без вашего участия. Но почему вы приняли нашу сторону? Ведь восхождение Минамото обернулось бы для вас большими выгодами…
Отвечать господину Канэиэ правду было нельзя — но у Райко наготове была подходящая ложь:
— Предсказание Сэймэя. Господину Минамото Такаакира не суждено было властвовать долго, даже если бы он добился успеха. Всякие выгоды в настоящем обернулись бы потерями в дальнейшем. Будущее принадлежит вашему сыну, господин Правый Министр.
Господин Канэиэ чуть прищурился. Он понял все правильно: «в грядущем неизбежном противостоянии с вашими братьями Минамото поддержат вас».
— Я был неправ только что. Вы сделали для меня больше, чем один человек может ждать от другого и по справедливости, и даже по дружбе, — сказал господин Канэиэ. — И я не знаю, чем и как смогу на это ответить, ведь пройдет время, прежде чем мы увидимся снова.
— Ваш покорный слуга сделал то, что сделал, только по велению своего сердца, и не желает никаких наград ни в настоящем, ни в будущем. Однако если желание уже вашего сердца — облагодетельствовать недостойного, прошу вас не забыть меня в тот час, когда ваша милость будет снова нуждаться в помощи скромного воина. О большем благе, чем служение вам, я и не мечтаю.
Иными словами — позовите меня, когда нужно будет нанести вашим братьям решительный удар. Я не подведу.
— Я с бесконечной благодарностью принимаю ваше предложение, но пока что, я, ваш должник, просил бы вас позаботиться о вашем драгоценном здоровье. Вы получили тяжелую рану, защищая нас от нечисти — и сами видите, что воздух столицы не способствует исцелению. Ваш отец принял придворную должность, и в Сэтцу нужен новый губернатор, а двор привык полагаться на род Минамото.
— Сей воин ошеломлен оказанной честью. Он лишь недостойная тень своего отца…
— Позвольте об этом судить тем, кто по роду и должности имеет право решать такие дела. Возьмите с собой своих вассалов, господин Минамото, и тех, кто вам дорог. Поверьте моему опыту, ничто так не способствует быстрому выздоровлению, как присутствие близких людей.
Райко в ответ только глубоко поклонился.
Осталось узнать, согласится ли войти в число близких людей дочь Тайра-но Корэнака.
…Итак, он все-таки вез девушку к морю, увозил из столицы в расписной лаковой повозке, запряженной быком-тихоходом. Не ту девушку, о которой думал. Но он уже понял, что слишком много хотеть нельзя. Точней — его к этой мысли приучили.
Целые дни они проводили вместе. Райко лежал в повозке, наслаждаясь обществом молодой жены — не красавицы со свитка эмаки, ну так что же? У красавиц, говорят, злая судьба.
Днем переднюю занавесь откидывали, в повозку задувал ветерок, несущий запах цветов и трав. С юга катилось бело-розовое кипение вишен, и вот-вот они должны были погрузиться в вишневый прибой. Две прислужницы на стоянках приносили полевые цветы. Старшую дама Юкико взяла из отчего дома, младшую принял во временную свиту сам Райко: если уж Садамицу приспичило жениться так же скоропалительно, как и его господину, то почему бы не взять с собой жену самурая? Тем более, Кодори сумеет развлечь госпожу в пути.
И господин Канэиэ прав — ничего ценного в столице нельзя оставлять. Ничего, что могут принять за ценное. Никому из них. Своим старшим… друзьям Райко уехать не предлагал. Он не думал о них худого, не считал их неуязвимыми — но в подводных течениях столицы они оба находили дорогу много лучше его самого. Дело выйдет вернее, если они будут решать за себя. А все, что есть у Райко, и так принадлежит им. И говорить об этом вслух нет нужды.
Райко то дремал, восстанавливая силы, то слушал, как жена читает стихи и романы либо Кодори играет на бива. Иногда звали Садамицу, чтобы они спели вдвоем. Иногда — Урабэ, почитать сутры. Лопатки быка мерно ходили вверх-вниз, рога покачивались влево-вправо. В одно из утр, посмотрев в зеркало жены, Райко увидел, что на скулы возвращается краска.
