Он поднял голову, готовясь увидеть дверь, как что-то вдруг ударило его по носу, и он мешком повалился вниз по ступеням. Приложившись о стену, он, обратившись в человолка, зацепился лапой за камни и встал на ноги.
Голова звенела от боли, вся морда горела огнем, глаза слезились. Небрежно, как будто у него обычный осенний насморк, оборотень лапищей утер с носа кровь, которая все равно продолжала капать на ступеньки. Он потряс головой и потер глаза. Через калейдоскоп цветов медленно проступали желтые полосы ступенек и расплывчатая, но узнаваемая фигура Лютомира.
Князь неспешно спускался, держа в одной руке масляную лампу, а в другой трость. Когда к зрению вернулась четкость, Влад невольно поморщился.
Вместо змеиной морды на него смотрела маска живой смерти. Изуродованное Змеевым даром лицо Лютомира в желтом свете выглядело оплавленным; язвы на скулах и на носу блестели сочащимся гноем и видимыми мышцами, а глаза едва держались в глазницах. Ходячая мумия растянула облезлые незаживающие губы в улыбке.
— Внучек. Ты не представляешь, как я рад тебе, — медленно проговорил он. — Ты готов отдать, что должен?
Оборотень тряхнул головой. Прижатые от омерзения и испуга уши встали торчком.
— Тебе я должен только одну вещь — губозакаточную машинку, — голос полуволка звучал странно, как будто рычащему псу ради забавы открывали и закрывали пасть чтобы случайно получались слова. Влад не хотел обращаться в волка и разговаривать телепатически. Ему было противно обмениваться мыслями с этим уродливым и кровожаднымчудовищем.
— Предлагаю по-хорошему отказаться от дара, — прорычал Влад тем же пренебрежительно-деловитым тоном, каким Лютомир предлагал ему обратиться тогда, на арене. — И можно будет обойтись без жертв.
— Ах ты, рыло блохастое!
Старик сделал выпад тростью, но та лишь пусто стукнула по стене перед носом отклонившегося оборотня.
Наверху загрохотала дверь, из-за которой послышался голос Севра.
— Влад! Я знаю, ты там! Я иду! Я щас!
— Не успеет, — заверил Лютомир, словно утешая. — Ты ответишь мне за то, что сделал с моей семьей, моим городом и людьми.
— Я сделал?! — возмутился Влад, но при этом вынужден был отступить на шаг.
Даже будучи оборотнем и стоя прямо, он не превосходил старика по росту и силе — обыкновенный пудель, умеющий ходить на задних лапах. Пудель, который одичал и научился кусаться.
— Не ты ли убил моего отца, когда он принес для тебя дар? И собственную дочь. А потом охотников, которые отказались принести меня к тебе на блюдечке. Ты приучил людей сладко жрать и крепко спать. За это они безропотно отдавали в жертву своих женщин. Приняли как данность, что все кто от них отличается, должен сидеть в клетке. Спокойно смотрели на жестокую расправу над живыми, разумными существами.
— Это ты про тех чудовищ, которые прямо сейчас крушат улицы и убивают людей? Это они живые и разумные, после того как веками похищали людей. Они сами нас сюда притащили! Насиловали, подчиняли, заставляли служить себе, набивали пузо нашими детьми! — рычал Лютомир, двигаясь к оборотню. — Дети не зря рождаются с даром, этот дар — последствия поганых дел мерзкой нечисти. Они сами себя наказали. А Овель перестала быть моей дочерью в тот же миг, как решила связать свою жизнь песьим отродьем. Что до твоего папаши, то я убил бы его еще сто раз, но учитывая ваше трогательное сходство, сойдешь и ты.
Каждому шагу князя вторил глухой удар в дверь. Каждый удар отмерял секунды терпения Влада. Слова Лютомира не задели его так, как его внутреннего зверя. Влад сдерживал его как мог, понимая, что если нападет, то не сможет себя контролировать. Это было бы неразумно и опасно для него. Лютомир бессмертен, а он — нет.
— Была бы она умнее, — продолжал свою безумную тираду Лютомир. — И позволила убить тебя еще при рождении, никто бы не пострадал! Ни она! Ни охотники! Не нужны были бы жертвы! Да! Точно! Их кровь на твоих руках! За это я отрежу твою собачью голову, как твоему папаше, и поешу ее над въезде в город.
Внутренний зверь пришел в ярость и вырвал из рассеянных рук человеческой сущности невидимый поводок. Он со слюнявым ревом кинулся на старика. Но вдруг застыл, будто наткнулся на сетку.
«В чем дело?» — запаниковал Влад про себя, чувствуя, как тело сковало знакомой беспомощностью. — «Я же избавился от этого. Я больше не впадаю в ступор».
— Что? Пил живую воду? Пил мою кровь?! Пи-ил, — довольно подметил старик. Он повесил лампу на держатель для факела и медленно вынул из трости шпагу. — Вот и не тявкай.
Едва уловимый взмах — тонкое острие блеснуло в тусклом свете перед самым носом оборотня, слизнув налившуюся каплю крови. Влад отпрянул и продолжил торопливо отступать под свист яростно мечущейся шпаги. В тесной полумгле мелькающее лезвие было почти невидимым. Старик так разошелся, что без всякой техники и осторожности, бездумно и отчаянно махал шпагой, оставляя уворачивающемуся оборотню мелкие порезы на морде и на подставленных в попытке защититься лапах.
Владу было не важно, умело ли его покромсают или как попало. Он в любом случае не мог противостоять врагу и сам поражался, как ему удавалось избегать особенно опасных выпадов. Они уже спустились на один круг, в плотную темноту и Влад решился на отчаянный шаг.
Наверху бахнуло. Север с грохотом растянулся на лестнице, едва не покатившись по ней кубарем. Дверь повисла на нижней петле, деревянный засов обломками рассыпался по полу.
В момент удара Влад быстро стал волчком, припал к ступеням, и прошмыгнул мимо Лютомира у самой стенки. Не успел он порадоваться своей удаче, как Лютомир схватил его за хвост, дернул на себя и нацелился шпагой в огрызнувшуюся морду. Острие скользнуло по щеке и пронзило ухо, воткнувшись в трещину между ступеньками.
Север встал и, схватив острый обломок доски, побежал вниз.
— Я иду! Я уже здесь!
Услышав короткий болезненный взвизг, он оступился, но удержался за стену. Прихватив на бегу лампу, оставленную на стене Лютомиром, Север смело ускорился. Наконец, тусклый пляшущий свет выделил из темноты две фигуры. Открывшееся перед охотником зрелище ввело его в головокружительный ступор: мертвец прижал к ступенькам тщетно брыкающегося волка и душил его.
— Прекрати! — надрывно выпалил Север, замахнувшись деревяшкой, но не мог ее кинуть.
— Что, пришел спасать своего блохастого друга? — ухмыльнулся Лютомир не переставая сдавливать волчью шею.
Севра трясло от злобы и от вновь скрутившей его беспомощности. Он так сильно сжимал обломок, что тот до крови врезался в ладонь.
— Что? Не можешь? — довольно оскалился Лютомир. — Никто не может мне ничего сделать! Потому что все горазды были живую воду пить!
— НЕ ВСЕ, — проклокотал низкий звериный голос за спиной Севра.
Парень обернулся, ожидая увидеть тролля, сатира или какую угодно другую нечисть, но не это.
Свет лампы нарисовал в темноте седую, изуродованную получеловеческой стадией морду сгорбившегося оборотня. Тварь ростом под потолок в тесном лестничном тоннеле казалась инфернально гигантской, как будто нарочно отвечая самым жутким Севровым представлениям об оборотнях. Уже перепачканная чьей-то кровью огромная пасть растянулась в оскале, оголяя желтые, длиной с палец зубы и делая сморщенную морду еще уродливей. Дыхание его смердело гнилью.
Север выронил обломок деревяшки, но все еще сжимал в кулаке ручку лампы, словно только она помогала ему держаться на ослабевших ногах. Уже после того как испытал все оттенки ужаса, Север сообразил, что этот монстр здесь не по его душу, и посторонился, прижавшись к стене.
Оборотень в ту же секунду пронесся мимо него, выбив лампу из рук. Лютомир успел вытащить застрявшую шпагу и направить ее на монстра, но тот отмахнулся от лезвия как от зубочистки, схватил старика за плечо, как игрушку и утащил его с собой вниз, во тьму. Пролитое масло из разбитой лампы вспыхнуло огненным занавесом.
Север спустился к лежащему волчку и присел рядом.
