за сердце: это подошли войска Артура.
Бедивер увидел меня на стене, махнул рукой в знак приветствия, но тут же отвлекся на отряд. Действительно, это была проблема — разместить в городе столько людей. Так что возвращаться в дом Максена мне пришлось только в сопровождении стражников. Бедивер вернулся только поздно ночью и сразу рухнул на кровать, успев лишь поцеловать меня и снять сапоги и кольчугу. На следующий день мы поднялись на стены вместе. Братство разбило лагерь между нами и лесом. Блеск знамен Артура окрылил мое сердце.
— Сейчас он не станет разорять страну, — сказал Бедивер. — Пока им хватит продовольствия. Да и потом большие отряды посылать будет рискованно. Мы же можем напасть. В осаде он просто теряет время.
Я с удивлением посмотрела на Бедивера. Что-то изменилось в его лице. Оно стало жестким, возле глаз и в уголках рта появились новые морщинки. Проклятие, о котором он говорил, постепенно разрушало его. Я спросила о первом столкновении.
— Бой получился ожесточенный. Мы потеряли много людей.
— А со стороны Артура?
— Не знаю. Думаю, тоже много. — Тон, которым он ответил, ясно показывал, что эта показная жестокость лишь прикрывает страдание, ненависть к себе и отчаяние.
Через несколько дней Артур разослал отряды фуражиров, и Бедивер тут же повел конницу Максена на лагерь Артура. Я снова наблюдала со стен.
У людей Артура хватало времени подготовиться к атаке. Задолго до того, как всадники Бедивера приблизились, из лагеря вылетела конная колонна и быстро рассредоточилась по равнине. Я напрягала глаза, силясь разглядеть, что там происходит, и слушала разговоры своих охранников. Пожалуй, я впервые наблюдала военные действия собственными глазами. Странное это было чувство: стоять и смотреть, как два самых любимых мной человека стремятся уничтожить друг друга ради справедливости; при этом каждый понимал ее по-своему.
Всадники сшиблись, и все сразу смешалось. Вот как тут, скажите на милость, разобрать, кто есть кто? Саксы, по крайней мере, носили шлемы, да и вообще одевались на особицу. Но когда сходятся люди одного роду-племени, как же они сами понимают, куда надо нанести удар? Это походило на обезумевшего в конвульсиях, одержимого только насилием и раздающего удары всем, кто попадется под руку. Безумие, все это чистое безумие, в которое впадают обреченные на гибель.
Люди Артура постепенно отступали к лагерю. Мне показалось, что я увидела Гавейна, но с таким же успехом это мог оказаться и сам Артур, и Бедивер. Далеко. Только блеск оружия и мечущие лошади. Даже звуки приглушало расстояние. Из восклицаний стражников тоже ничего нельзя было понять. Я упала на колени, прижалась головой к стене, и горько заплакала. Подошли охранники и увели меня в дом.
Надо бежать! Я поняла это, как только снова осталась одна. Моя вина, моя ошибка! Это я была неверна, это я посчитала личное счастье выше судьбы Империи. Какая бы другая женщина не совершила такой же проступок, ее следовало винить лишь в этом. А я виновна еще и в измене. Наверное, и другие были виноваты, но что мне до них? Я ощущала свою вину, как гниющую рану, разъедающую мою плоть. И гниение постепенно распространяется на всех окружающих. Как с этим покончить? Одним единственным способом: вернуться к Артуру, принять приговор, теперь-то уж, после того как дело закончилось войной, никаким другим, кроме смертного, он стать не может.
А раз так, что толку сидеть и плакать? Пришло время строить планы.
Я подошла к зеркалу, подаренному Максеном, и всмотрелась в отражение. За последние месяцы я похудела. Женщина в зеркале выглядела бледной, с впалыми щеками и заплаканными глазами. Одним словом — старой. Внезапно мне стало стыдно за себя, за долгие месяцы напрасных страданий, за нерешительность, за то, что люди Максена видели мои слезы. Так. Надо поменять облик, иначе от стражников не ускользнуть. Я умылась и пошла посмотреть, не найдутся ли грим и парик.
Пришлось обращаться к помощнику Максена. Он все еще кипел из-за моего отказа, и конечно, воспользовался моей просьбой, чтобы поиздеваться над моей внешностью, которую я, по его словам, «потеряла». Был задан вопрос: а нужна ли я в таком виде Бедиверу? Терпения мне не занимать, и я промолчала. В конце концов, мне удалось раздобыть в окрестных лавках белила, цинк и кармин. Вернулась, а дверь заперта! Из комнаты доносился какой-то стук. Наверное, Бедивер вернулся. Я подергала дверь.
Бедивер открыл и поспешно отступил внутрь. Мне бросился в глаза меч на кровати. Он стоял торчком, вверх остриём. Бедивер, без кольчуги и туники смотрел на меня виновато и тревожно. Предчувствие сказало мне о том, что случилось что-то страшное.
— Гвинвифар, — проговорил Бедивер с видом нашкодившего ребенка, — я, правда, не ожидал…
Я подошла к кровати и потрогала меч. Рыцарь снял матрац, пристроил оружие между деревянными балками и закрепил кожаным ремешком, это и были те звуки, которые я слышала из коридора. Я принялась развязывать ремешок и с удивлением отметила, что руки не дрожат. Дрожало все остальное внутри.
— По-моему, ты не подумал, — сказала я спокойно. — Артур не поверил бы объяснениям Максена насчет того, что ты сам упал на свой меч.
— Да, навернео, я не подумал...
Я высвободила меч и подняла его, держа обеими руками. Кавалерийский меч предназначен больше для того, чтобы рубить, а не колоть, но все же это было доброе оружие, прекрасно наточенное. Для замысла Бедивера оно вполне подходило. Бедивер так и стоял у двери, обнаженный, красный от стыда. Мне представилось, что я вхожу и вижу тело, насаженное на меч, и огромную лужу крови. Мне даже запах почудился. Вот тут у меня и руки задрожали.
— Ну и зачем ты все это затеял?
Бедивер заметил открытую дверь, осторожно прикрыл ее и запер. Он подошел к кровати и начал поднимать матрас. Я положила меч на пол и помогла ему. Мы привели кровать в относительный порядок. Он поднял с пола тунику, надел. В комнате было холодно, очаг давно погас. Рыцарь слегка дрожал. Он сел на кровать и поднял меч, держа его острием вверх.
— Было бы у меня две руки, я бы справился. — Он огляделся.
Я подняла с пола перевязь с ножнами и протянула ему. Он вложил меч в ножны.
— Но почему? Почему именно сейчас? — спросила я.
Он смотрел на меня так, словно за моей спиной уже разверзлась
