одной возможности. Вор, при всём его положении в воровской гильдии, постоянно платил подати в храм Тиморы. Я не видел логики в почитании вором богини удачи. Может быть он был заядлым игроком. Или, что вероятнее, пытался умилостивить богиню, действуя от лица того, по ком горевал. О его мотивах я мог только догадываться, но вот удача моего мастера полностью зависела от того факта, что на шестой день почти каждой декады Хана можно было найти бросающим жребий при помощи бусин-полумесяцев для предсказания судьбы, а затем отдающим деньги храмовому священнику.
Я долго раздумывал над способом причинения смерти, а после - укорял себя за то, что не увидел нужную возможность гораздо раньше. Как и многие другие ищущие благословения или удачи, Хан сначала будет перебирать деревянные полумесяцы в руках, а затем подует и поцелует их, прежде чем выбросить и увидеть сложившийся рисунок.
Одевшись как странствующий жрец той же веры, мой мастер получил свободный доступ к бусинам. Это одно из умений Ренека, талант, родившийся из способности незаметно смешаться с любой, даже небольшой группой людей. Он весит как средний человек, и такого же роста. Волосы - невыдающегося коричневого цвета и умеренной длины. Глаза тёмные, но не настолько, чтобы выделяться. Даже его нос - та часть лица, которая могла бы немало рассказать о многих других людях - был обычным и непримечательным. Да, ни одна его черта не привлекала внимания или заставляла выделяться из толпы.
Хотел бы я сказать то же самое о себе. Но я высок, нескладен и сухопар. Моя кожа такая бледная, что в юношестве я был постоянным объектом для насмешек и жестоких сравнений с рыбьим брюхом и прочими блёклыми штуками. И сколько бы я не находился на солнце, бледность не проходила. На самом деле, когда я был молод, такие шутки сильно задевали меня, поэтому я проводил солнечные дни на улице, прожаривая себя до цвета и текстуры красных маков. Но за несколько дней сожженная кожа осыпалась липкими слоями, обнажая всё тот же молочный оттенок.
Ещё, бывало, на протяжении многих дней я постоянно пихал в себя еду, в надежде создать наполнение для моей вытянутой фигуры. В результате я отращивал круглое брюшко, но не испытывал никакого увеличения общей массы или brawn, поэтому возвращался к своим прежним пищевым предпочтениям.
Ренек бы не понял таких мер. Он не красив, и даже не привлекателен, но тем не менее он никогда не ловил на себе взгляды и не слышал хихиканье за спиной. Вот почему он мог незамеченным передвигаться по храму - впрочем, как и по любому другому месту будущего убийства.
Но одна только лишь скрытность не давала Ренеку инструмента для выполнения заказа. С собой на задании у него было другое преимущество - я дал ему идеальный яд. Уверен, Хан чувствовал слабое покалывание спустя несколько секунд после перебирания полумесяцев в ладонях. И, несомненно, и его губы начало колоть сразу после того, как он прикоснулся ими к гладкой деревянной поверхности. Позже Ренек рассказал, что Хан даже понюхал пальцы и полумесяцы, вдыхая не имеющую запаха отраву. Потом пожал плечами и выбросил бусины. Мастер сказал, что они приземлились, указывая концами в разные стороны. «Дурной знак», - усмехнувшись, констатировал Ренек. Пока Хан шёл к корзине, на которую указали полумесяцы, он наверняка почувствовал, как покалывание усилилось до неприятного жжения, поднявшись от ладоней к запястьям, от губ до языка и горла, а от горла - до легких.
К тому времени, конечно, Ренек уже заменил отравленные бусины простыми, неотравленными священными предметами. Он похвалился тем, как изобразил озабоченность, когда Хан, шатаясь, побрёл к священнику, чтобы тот прочел судьбу. А когда вор зашёлся в вызванном ядом бреде, Ренек даже поинтересовался у святого брата, может ли он чем-то помочь. Но два других клирика лишь отмахнулись от него, отнеся Хана на скамью и начав брызгать на него водой - акт, несомненно, добрый, но бесполезный. Не так уж много времени спустя, когда Ренек уже исчез в тенях, они наверняка увидели уродливые, темнеющие волдыри на губах и руках жертвы. Скорее всего, тогда же он начал исторгать черную слюну вперемешку с кровью. Мастер сказал, что слышал крик «Чума!», когда покидал храм.
Ренек отправился забирать оплату, а я составил ему компанию. Помню, я всё смотрел на свои руки на излучине седла, пока он легкомысленно хвалился, как гладко прошло дело. Я обдумывал слова Красного Волшебника, когда до меня дошёл смысл сказанного убийцей.
- А, ты бы его видел, Тин, - сказал он мне. - Зашёл туда, такой ничтожный, словно насекомое, как и всегда, - вообще-то это я ему об этом говорил, но Ренек вёл себя так, словно сам добыл это знание, - и подошел к столу для подношений. Никогда его раньше не видел таким смиренным – набожным даже. Можешь себе представить?
Он продолжал в том же духе, расписывая каждую деталь так, словно он первый узнал её, и объясняя действие яда, будто он сам понимал его принцип. В какой-то момент я спросил: «Думаешь, стоило использовать действующий более медленно?»
- О, нет, нет, - возразил мастер. - Эта моя комбинация отлично подошла. У меня было достаточно времени, чтобы осуществить подмену и убраться оттуда с уверенностью, что задуманного удалось достичь.
Его слова и его напыщенное, лишенное всякой благодарности отношение встряхнули меня больше, чем грубая походка моей лошади. Его комбинация - не «предоставленная тобой», не «благодаря твоей». Он и правда считал только себя ответственным за успех.
Когда он забрал свою плату, я был уверен, что он отдаст долю и мне. За два года моей службы я не замечал за Ренеком головокружительной щедрости, но время от времени он награждал и меня - когда, как в этом случае, мой труд выдавался исключительным. Взобравшись на лошадь, развернув её и подъехав к месту моего отдыха, где я дожидался его верхом на старой гнедой, он вручил мне мою долю и жалкую сумму сверх того - едва ли больше количества чаевых, что может ожидать официантка за половину ночной смены.
Я пытался найти утешение хотя бы в том, что Хан мертв. В отличие от большинства воров, гордившихся тем, что они выполняют свою работу скрытно и ловко, предметом гордости Хана был исключительно объем его добычи. Я уверен, что на его счету жертв ещё больше, чем у моего мастера, но нет ни толики изящества Ренека. За ним
