Розги были вечером.
А неделю назад на обед вместо обычного яблока Марсий отведал чугунное. Раскололись оба передних зуба. Придворный маг, уже пожилой и чуть подслеповатый, как назло, потерял очки и перестарался. В итоге пришлось полдня ходить с лошадиными зубами — аж рот не закрывался. Лучше бы дыра осталась — хоть сплевывать удобно.
И это они называют великим даром?!
Подождав, пока отец и наставник свернут на соседнюю тропинку, Марсий кинулся к выходу из сада.
Началось все с полгода назад — вскоре после тринадцатого дня рождения. И проявлялось в самый неожиданный и, конечно, неподходящий момент, причем всегда по-разному. Иногда дело могло ограничиться чугунными узорами на обоях вместо шелковых, а в другой раз Марсий опаздывал к завтраку, потому что не так-то просто выбраться из комнаты, если дверь отяжелела на несколько тонн.
Чего он только ни делал: тер пальцы мочалкой, держал над огнем, мазал всякой травяной дрянью и даже, по совету нянюшки, сведущей в народных средствах, сунул руки в муравейник (потом еще неделю пришлось мазать другой дрянью, чтобы свести зудящие следы укусов). Только под лошадиную струю подставлять наотрез отказался, хоть гадалка и утверждала, что это самое действенное средство. Все оказалось напрасно. С виду пальцы как пальцы, но стоит самому в это поверить — и что-нибудь непременно идет наперекосяк.
Марсий выбрался из дворца окольными путями и помчался в «свое место». Он открыл его пару лет назад во время одной из конных прогулок. Обрыв, а под ним — небольшое озерцо. Чуть в стороне — роща, в которой росли дикие сливы, лесные орехи и древесные гуси. А в самом озере водились клювороты[5] и жил кит. Он практически все время спал, а когда просыпался, зевал так широко, что образовывался круговорот. Когда Марсий об этом узнал, больше там не купался.
А главное, здесь не было ни наставников, ни чугунных яблок, ни голубых алмазов. Зато там была зеленая девочка. Она сидела на его личном обрыве и плакала. Марсий рассвирепел: это уж слишком! Он решительно подошел и встал перед гоблиншей, расставив ноги и скрестив руки на груди.
— А ты еще кто такая?
Девочка вытерла нос рукавом старенького платья и смерила его недовольным взглядом.
— А тебе какое дело?
— Никакого, — согласился он. — Тогда просто: эй ты, а ну уйди, это мое озеро!
— Сам вали!
Марсий так опешил, что пару секунд не мог найти слов.
— Да что ты вообще тут делаешь?
— А сам не видишь? Пла-а-а-а-а-ачу!
— Почему?
— Потому что я уро-о-о-о-одина.
Не сказать чтобы совсем уж уродина, просто опухшая и вся в зеленых пятнах от слез.
— А ты можешь из-за этого плакать в другом месте?
Девчонка вперила в него злющие глаза и снова шмыгнула носом.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что ты об этом попросил. Теперь точно не уйду.
— Не попросил, — процедил он. — Приказал.
— Ах, приказал? — темно-синие глаза сузились, слезы разом высохли.
— Да. — Он вздернул подбородок. — Я, наследный принц, Его Высочество Марсий Фьерский приказал тебе покинуть это место.
Девочка медленно поднялась и встала напротив в точно такой же позе, скрестив руки на груди.
— И где же ваш белый конь и личная охрана, Ваше Заносчивое Высочество? — прошипела она. — Не вешай мне тут лапшу на уши! Даже наследный принц не может быть таким засранцем.
Марсий побагровел.
— Значит, не уйдешь по-хорошему?
— Сказала же: сам вали.
— Ну, ты напросилась! Потом не пищи!
Он схватил ее за прядку и дернул. Чугунная шевелюра должна отрезвить кого угодно. Вот только ничего не произошло. Марсий раздраженно взглянул на свои предательские руки — почему не работает, когда это нужно?! Хорошенько встряхнул их и снова потянулся к волосам, но тут девчонка с неожиданной прытью отскочила и лягнула его в голень.
— Руки-то не распускай!
Он повалился на колени, хватая ртом воздух и потирая ушибленное место.
— Ах ты! Да тебя за это… да я…
— Его Высочество не учат выражаться яснее?
В тот момент он ненавидел ее даже больше, чем мастера Луция и каллиграфические прописи.
Но, насмехаясь, гоблинша потеряла бдительность, и Марсий ухватил ее за лодыжку. Хорошенько дернул, и вот уже противница с визгом летит в траву.
Оба поднялись на четвереньки и уставились друг на дружку, вспотевшие, взъерошенные и до предела злые. Гоблинша и думать забыла, что пять минут назад выла, как баньши. Прежде Марсий никогда не дрался с девчонками. Один раз во время игры в угадайку влепил щелбан проигравшей дочке министра по подземным связям, так там такие визги начались, можно было подумать, он ей сотрясение устроил. Нянечки увели пострадавшую под руки. А по этой сразу видно: такая из-за щелбана не станет сопли распускать, вон как рычит.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут откуда-то справа донеслись шебуршание и приглушенный скрежет.
Гоблинша как раз размахнулась, чтобы врезать ему по уху:
— Стой, ты это слышишь?
— Ты о чем? — нахмурилась она.
— Звук… вот снова!
Оба прислушались.
— Как будто кто-то идет по осколкам…
— Это оттуда, — уверенно заявила она, поднялась, отряхнулась и подбежала к краю обрыва. Ухватившись за чахлый кустик, свесилась вниз.
— С ума сошла, упадешь! В озере, между прочим, кит. Если он тебя сожрет, вытаскивать по кускам не стану.
Она обернула к нему возбужденное лицо и замахала:
— Скорее, сюда!
Марсий поднялся, нехотя подошел и остановился в двух шагах от нее, все еще не уверенный, что это не какая-нибудь уловка.
— Ну, чего там?
— Сам посмотри.
Девчонка подвинулась, и он, не удержавшись, заглянул за край, стараясь при этом не выпускать ее из виду. Вдруг столкнет?
Но она и не думала выкидывать фокусов — смотрела как зачарованная вниз. Там, на самом краю уступа, лежало что-то огромное и мохнатое, похожее на швабру великана. Из нее торчали веточки, кусочки пуха, колосья, какие-то веревочки. В центре имелось углубление, а в нем — камень округлой формы размером с дыньку. Поверхность казалась мраморной из-за голубых пятнышек, а красивые золотистые и лиловые прожилки переливались на солнце. Рядом лежало крошево из точно таких же кусочков. Марсий присмотрелся. Да это же…
— Яйцо, — сказала девчонка вслух.
— Совсем необязательно, — возразил Марсий. Не потому что был не согласен, просто очень уж хотелось ей возразить.
— Конечно, оно! — воскликнула гоблинша, даже не заметив его тона.
— Эй, стой, ты куда?
Но она уже осторожно спустила ногу на уступ, держась за кустик. Через минуту склонилась над гнездом и провела пальцем по скорлупе.
