Анджей Сапковский - Владычица озера

Они медленно двинулись вдоль опушки. Цири пыталась рассмотреть хоть что-нибудь, что могло бы подсказать, где они в действительности находятся. Единорог похрапывал, высоко поднимал голову и рог, осматривался. Он был неспокоен.

— Думаешь, Конек, — спросила она, — за нами могут гнаться? Храп, понятный и однозначный даже без телепатии.

— Мы еще не сумели убежать достаточно далеко?

То, что он в ответ мысленно передал ей, она не разобрала. «Далеко» и «близко» — такие понятия не существуют? Какая спираль? Она не могла понять, о чем он. Но его беспокойство передалось и ей.

Жаркое вересковье не было нужным местом и нужным временем. Это они поняли под вечер, когда жара стала спадать, а на небе над лесом вместо яркой луны взошли две. Одна большая, другая маленькая.

Следующим местом оказался берег моря, крутой обрыв, с которого были видны гривастые, разбивающиеся о скалы причудливые волны. Запах моря, ветер, крики крачек, чаек, пересмешников и глупышей, белой шевелящейся массой покрывающих выступы обрыва.

Море уходило за горизонт, затянутый темными тучами.

Внизу, на каменистом пляже, Цири неожиданно обнаружила полузаваленный галькой гигантский рыбий скелет с чудовищно огромным черепом. Зубы, торчавшие в выбеленных временем челюстях, были не меньше трех пядей длины, а в пасть, казалось, можно въехать на лошади и спокойно, не задевая за позвоночник, продефилировать под порталами ребер.

Существуют ли в ее времени и в ее мире подобные рыбы, Цири не знала.

Они проехали по краю обрыва, а чайки и альбатросы совсем не пугались и неохотно уступали им дорогу, более того, пытались клюнуть и ущипнуть Кэльпи и Иуарраквакса. Цири сразу же поняла, что здесь никогда не видели ни человека, ни лошади, ни единорога.

Иуарраквакс фыркал, тряс головой и рогом, явно беспокоился. Оказалось, не напрасно.

Что-то затрещало, совсем как раздираемое надвое полотно. Крачки взлетели, крича и хлопая крыльями, белое облако на мгновение затянуло все вокруг. Воздух над обрывом неожиданно завибрировал, затуманился, как залитое водой стекло, и лопнул. В трещины влилась тьма, а из тьмы высыпали всадники. Вокруг плеч у них развевались плащи, красно-амарантово-кармазинный цвет которых напоминал зарево пожара на небе, освещенном блеском заходящего солнца.

Dearg Ruadhri, Красные Всадники.

Еще не успел утихнуть гомон птиц и тревожное ржание единорога, а Цири уже заворачивала лошадь и посылала ее в галоп. Но воздух разорвался, и с другой стороны, из разрыва, развевая плащами-крыльями, вылетели новые конники. Полукруг облавы замыкался, прижимая их к пропасти. Цири крикнула, выхватывая Ласточку из ножен.

Единорог призвал ее резким сигналом, врезавшимся в мозг словно игла. На этот раз она поняла сразу. Он указывал дорогу. Прорыв в кольце. Сам же поднялся на дыбы, пронзительно заржал и ринулся на эльфов, грозно выставив рог.

— Конек!

Спасайся, Звездоокая! Не дай себя схватить!

Она прижалась к гриве.

Двое эльфов с арканами в руках загородили ей дорогу. Попытались накинуть арканы на шею Кэльпи. Кобыла ловко отвела голову, ни на миг не замедляя бега. Цири одним взмахом меча рассекла другую петлю, криком подогнала Кэльпи. Кобыла мчалась как вихрь.

Но на пятки уже наступали другие всадники, она слышала их крики, топот копыт, хлопанье плащей. «Что с Коньком? — подумала она. — Что они сделали с ним?»

Рассуждать было некогда. Единорог прав, нельзя им позволить снова схватить себя. Необходимо нырнуть в пространство, укрыться, затеряться в лабиринте мест и времен. Она сконцентрировалась, с ужасом ощущая одну лишь пустоту и странный звонкий, нарастающий шум.

«Они пытаются взять меня заклинаниями, — подумала она. — Связать чарами. Глупости! У чар есть предел. Я не позволю им приблизиться ко мне!»

— Быстрей, Кэльпи! Быстрей!

Вороная кобыла вытянула шею и понеслась как ветер. Чтобы еще сильнее уменьшить сопротивление воздуха, Цири легла ей на шею.

Крики за спиной, мгновение назад громкие и опасно близкие, утихли, заглушенные гомоном испуганных птиц. Потом стали совсем тихими. Далекими.

Кэльпи мчалась так, что свистело в ушах.

В далеких криках погони послышались нотки ярости. Всадники поняли, что им не справиться. Что они никогда не догонят вороной кобылы, летящей без устали, легко, мягко и изящно, словно гепард.

Цири не оглядывалась. Но знала, что за ней гнались долго. До того момента, когда их собственные лошади начали хрипеть и храпеть, спотыкаться и почти до земли опускать ощеренные и покрытые пеной морды. Только тогда они сдались, лишь посылая ей вслед проклятия и бессильные угрозы.

Кэльпи неслась как вихрь.

Место, в которое она сбежала, было сухим и ветреным. Резкий воющий ветер быстро осушал слезы.

Она была одна. Снова одна. Одна как перст.

Странник, вечный путник, моряк, затерявшийся в бескрайних морских просторах, в архипелаге мест и времен.

Моряк, потерявший надежду.

Ветер свистел и выл, гнал по истрескавшейся земле шары высохших трав.

Ветер осушал слезы.

В черепе холодная ясность, в ушах шум, однообразный шум, как в закрученном чреве морской раковины. Мурашки по шее. Черное и мягкое ничто.

Новое место. Другое время.

Архипелаг мест.

— Сегодня, — сказала Нимуэ, кутаясь в шубу, — будет хорошая ночь. Я чувствую.

Кондвирамурса не ответила, хотя подобные заверения слышала уже не раз, поскольку не первый вечер они посиживали на террасе. Перед ними пылающее закатом озеро, позади — магическое зеркало и магический гобелен.

С озера, усиленная бегущим по воде эхом, доносилась ругань Короля-Рыбака. Король-Рыбак вообще привык крепким словцом выражать недовольство рыбацкими неудачами — неудачными засечками, подсечками и так далее. Однако в этот вечер, судя по силе и репертуару ругательств, дело у него шло особенно скверно.

— У времени, — сказала Нимуэ, — нет ни начала, ни конца. Время — вроде змея Уробороса, схватившего зубами собственный хвост. В каждом мгновении скрывается вечность. А вечность складывается из мгновений, которые создают ее. В этом архипелаге плавать можно, хоть навигация чрезвычайно затруднена и очень легко заблудиться. Хорошо, чтоб был маяк, дающий свет. Хорошо иметь возможность услышать в тумане призыв…

Она на мгновение умолкла.

— Как кончается интересующая нас легенда? Нам — тебе и мне — кажется, будто мы знаем как. Но змей Уроборос вцепился зубами в собственный хвост. То, как окончится легенда, решается сейчас. В этот миг. Окончание легенды будет зависеть от того, сможет ли — а если сможет, то когда, — затерявшийся в архипелаге мгновений моряк увидеть свет маяка. Услышать призыв.