– А вода? – спросила Крепа.
Выговор у нее был не очень, она и сама знала про свой акцент, но все же разговаривать по-местному умела. Про других циклопов рассказывали байки, что они вовсе бессловесными остаются, лишь команды и научаются разбирать. Кажется, отсюда и пошла байка об их тупости, хотя очень-то глупых Крепа среди них не встречала, не были они тупыми, как тролли, например, и все тут.
– Воду я забыл, – с фальшивым сожалением признал карлик. И стал ждать, как она отреагирует на его очередной укус.
Крепа заглянула в люк, никого с Н’рхом не было, он действительно пришел один. Это было ей на руку.
– Опять негодничаешь, фельдфебель? – спросила она, пока еще мирным тоном.
– Ты как?.. Я тебе командир, какой бы чин ни носил, солдат. Ты не очень-то задирайся, а то я могу…
– Ничего ты не можешь, коротышка. Если бы мог, давно бы сделал… И ведь сделал же, во всем меня обвиняешь в докладах своих. Вот только хуже дыры, чем Трехгорная эта, куда бы меня отослать, даже офицерью в штабах придумать не получается.
Циклопа отошла в сторону, хотела по пути толкнуть Н’рха, чтобы он в угол площадки отлетел, но потом не стала – еще свалится с башни, вот тогда ее точно сечь бы решили.
– Крепа, ну отчего ты такая, а? – вдруг почти заныл карлик.
Он и сам заметил, что она его чуть не толкнула, поэтому отступил на пару шагов, если бы с ними был кто-нибудь еще, он бы на нее орать начал, обязательно начал, а вот один на один он решил крик не поднимать. А может, он меня попросту боится, вдруг подумала Крепа и от этой мысли, такой согревающей и простой, едва не рассмеялась.
– А кто мне кровь тут вознамерился портить придирками да жалобами по начальству? И еще спрашивает потом – отчего такая?.. – Она смотрела на него уже откровенно зло, приступ веселья прошел, будто его и вовсе не было.
– Вы, все ваше племя одноглазое – все вы злые и бесчувственные!
– Дурак ты, – почти рассудительно отозвалась она. – А хуже всего, что ты дурак и дела у тебя нет, чтобы об этом хоть изредка забывать. Вот и бесишься, вот и придумываешь, чем бы другим досадить. При нормальной-то службе таких, как ты, разок поколотят, если не подействует, еще поколотят, глядишь, они и становятся нормальными. А тут… – Она вдруг решилась задать ему вопрос, который давно ее дразнил. – Ты хоть однажды в настоящем-то бою бывал? Или иначе спрошу: ты в какой войне свой чин выслужил, карлик?
И оказалось, что это было его самое больное место. Наверное, потому, что нигде он особенно не прославился. Зато сама-то Крепа была, вернее, когда-то считалась ветераном. И кинжал у нее был именной, наградой от все того же герцога Шью за взятие Сурны, было там дело лет пять назад, она там в одиночку от целого копья кентавров отбивалась и, хотя получила три раны, все же позицию удержала. А еще у нее было два золотых медальончика, один за взятие какого-то огромного обоза, только давно уже, лет семь или больше тому назад, а второй за поимку какого-то очень важного для герцога офицера из армии барона Сумли, с тем тоже когда-то воевали, пока он не принес вассальную присягу герцогу, но она тогда еще совсем молодой была, даже гордилась этой наградой, хотя и пропила ее позже в одном из кабаков все той же Сурны, потому что потери там случились огромные, а она все же выжила.
– Да знаю я, что ты у нас – легенда среди прочих из твоего племени. Но мне-то что до того? – ответил Н’рх зло, но и нерешительно. – У меня своя служба, не тебе меня спрашивать. Есть другие, кому об том думать следует и кому мною командовать.
Тогда Крепа вдруг почувствовала, что голодна. Подошла к мешку, взвесила, опять на кухне половину пайки выделили, не все, что ей полагалось бы как нормальной циклопе. Раскрутила веревочку, которой была завязана горловина, заглянула внутрь. Хлеб был с червоточиной, и не хлеб уже, а так – сухарь величиной с буханку, рыба протухла, не очень большой кусок мяса был пережарен на огне, а ведь всем известно, что она любила, чтобы мясо еще чуть сочилось соком. Пара небольших луковиц оказалась тоже побита и начинала гнить.
– Мне на три дня три буханки хлеба положены, – буркнула она.
– Там внизу гречневые лепешки с салом, как повар сказал.
– Врет он все, твой повар. Хорошо если в прошлом году ту сковороду, на которой он лепешки пек, хотя бы разок смазали. Сказал тоже, с салом… – Подняла голову, посмотрела на Н’рха с прищуром. – Пива вечернего, как полагаю, я все еще лишена?
– А воду, – не отвечая на вопрос, отозвался карлик, – поднимешь сама. Кувшин на веревке спустишь, покричишь, и кто-нибудь наполнит из колодца.
И тогда она с удовольствием произнесла то, что давно думала и что давно хотела сказать:
– Гад ты все же, Н’рх, и жмот, каких мало, совсем, видать, заворовался. – Подождала, наслаждаясь эффектом, а карлик и в самом деле начал краснеть от злости, от обиды и от оскорбления, конечно. – Такой хавчик лишь для нормального солдата, и то – мало окажется. Легионеры, к слову сказать, в мирное время больше получают.
– А мы не легионеры, и ты – не легионер уже!.. – выкрикнул карлик и лишь тогда решил образумиться. Выпрямился, стал суше и тверже лицом, даже бороденку свою пригладил, чтобы начальственность в кулак собрать. – И у нас мир пока, как ты могла заметить.
– Мир?.. Ну-ну, – неопределенно промямлила Скрепа и решила про свои ощущения о том, что кто-то к ним направляется, командиру не говорить.
Как он с ней, так и она с ним, с ними всеми. Пусть потом сами крутятся, как хотят.
И уже снизу, опустившись на землю, Н’рх прокричал:
– Знаешь, Скала, я тебя тут, пожалуй, запру.
– Эгей, – тут же заорала она в ответ, – а как же мне по нужде?
– Тут внизу места тебе хватит, а потом как-нибудь вынесешь, чего нагадишь.
И он ее действительно запер, Крепа слышала, да небось еще навесил такой замок, что и ей, пожалуй, было его непросто вышибить. Впрочем, она рассчитывала, что до этого не дойдет. К тому же, кажется, только на это карлик и рассчитывал, чтобы отправить еще одно донесение о том, что она уже двери ломает и форт стала крушить-разламывать… Но вот с водой было худо. Крепа даже подумала, что какой-нибудь из этих гадов, тот же Малтуск например, если она к кому-то обратится за помощью, может кувшин ее и разбить, якобы ненароком. В общем, как ни удивительно, она приготовилась сидеть тут, словно бы в осаде, а что еще она могла? В таком вот положении оказалась и подозревала, что оно может сделаться еще хуже.
С водой вышло совсем плохо. Остолопы гарнизонные, зная, что их сварливый и не умеющий прощать командир не очень-то жалует Крепу, отнюдь не спешили ей на помощь. Один раз она почти отчаялась, выкрикивая, как какая-нибудь кукушка, со своей башни проходивших мимо солдат, которые – ведь видно было – попросту маялись от безделья, но на кувшин, который она спустила на веревке, внимания не обращали.
