— А ты что молчишь?
— Меня это не касается, — хладнокровно ответил хазарин. — Я тут с боку припека…
— Ошибаешься. Тебя это касается теми же клещами, что и этих дурней…
Голос его наполнился злобным раздражением.
— Что за дураки! Пеньки какие-то… Удивительно, что вы еще живы!
Эта злоба развеселила Избора.
— А что нам пенькам сделается? Мы такие матерые, что от нас топоры отскакивают.
Колдун в карман за словом не полез.
— В этом месте пеньки выкорчевывают и жгут. Боюсь, что если вы не станете благоразумнее вас всех постигнет та же участь.
Пока он говорил жизнь не стояла на месте. Один из палачей пришел в себя и улучив момент, когда халат повернулся к нему спиной он по-кошачьи ловко вскочил и пригибаясь побежал к выходу.
— Бежит! — крикнул воевода, хотя со стороны казалось, что палач не бежит, а низко летит.
Муря был начеку!
Полы халата угрожающе зашелестели, рукава вытянулись… Избор ожидал треска и грохота, но ничего подобного не произошло. Молний не случилось, но его сапоги, только что стоявшие рядом с кучей железа голенище к голенищу, подскочили и в три шага оказались на пути палача. Кто-то крикнул — «Йэх!» — и сапоги взметнувшись в воздух ударили бегущего человека под колени. Беглец не упал, но от неожиданности остановился, пытаясь поймать равновесие и тут сапоги двойным ударом опрокинули его на кучу пытошного лома. Воздух раскололся грохотом и сапоги неправдоподобно извиваясь голенищами нырнули следом за палачом в кучу клещей, пил, тисков и железных палок.
И в этот момент все кончилось.
Сила одушевлявшая халат исчезла он свалился во тьму, а в тишине, раздираемой частой икотой палача тихонько заскрипела открывающаяся дверь.
— Что тут? — спросил голос, благоразумно не входя в пытошную. Тишина не ответила — кто мог говорить, говорить не хотел, а кто хотел — тот не мог.
Гость ждал несколько мгновений, но так и не дождавшись ответа все же решился войти. Он сделал несколько шагов и остановился.
— Вот зашел посмотреть на вас, да спасибо сказать, — произнес он, ощупывая глазами темноту перед собой. Человек вертел головой по сторонам, словно готов был увидеть рядом с собой кинжал наемного убийцы. Гаврила неотрывно следивший за халатом на мгновение отвлекся, быстро оглядывая пришельца. Ни лицом, ни статью он не походил ни на палача, ни на воина — худой, длинный, с вытянутой гололобой головой. Оглядев, быстро отвернулся.
— Не знаю тебя… Кто такой?
Халат лежал как мертвый и надежда на колдуна истончалась как паутина.
— Я — Санциско.
Заметив как внимательно Масленников смотрит на халат пришелец пальцем поднял его и кинул его на стол. Халат на столе скорчился как побитая собака и Масленников понял, что на Мурю надежды больше нет. Был Муря — и нет Мури. Но ведь оставался еще и этот чудак.
— Пришел поблагодарить вас… — сказал гость, пристально оглядывая каждого. — За то, что…
— Слушай, друг. Вот тут ломом поддень! — перебил его богатырь, звякнув цепью. — Один разок только и можешь даже спасибо не говорить — считай всех нас на сто лет вперед отблагодарил!
Санциско достал что-то из-за пазухи и положив вещь под халат подошел поближе потрогать цепи на Масленникове.
— А зачем? — серьезно спросил он. — Жмет что ли?
— Жмет, жмет, — подтвердил Гаврила, глядя как куча железа зашевелилась и оттуда показалось бледное, как зимнее небо лицо палача. К Гаврилову облегчению он не стал разбираться что там к чему, мухой выскочил в дверь и пропал.
Санциско посмотрел на Изборовы цепи.
— Да нет, тут все нормально, вроде.
Он вернулся к столу и сбросив с него что-то звонко раскатившееся по полу уселся так, чтобы видеть их лица.
— Чем издеваться, лучше бы помог выбраться отсюда.
— А чем тут плохо?
Незнакомец огляделся по сторонам, углядел лежащего без памяти палача и ничуть этому не удивившись сказал:
— Вот палачи тут всю жизнь живут и ничего… Довольны. Спят тут даже…. А бывает, что и баб водят.
— Помоги, — повторил Избор. — Помоги! Мы отработаем, или золота дадим…. Хочешь золота?
Гость белозубо улыбнулся. По улыбке сразу видно было, что человек к ним пришел хороший, легкий.
— Отслужить? Да…. Служить вы можете. Это я знаю.
Он провел рукой по халату. Масленников понял, что слуги их новому знакомому не нужны.
— Ну не хочешь службы — золотом возьми…
— Золотом? Это халатом что ли?
— Хочешь, так и халат забирай! — расщедрился Гаврила, видя, что Избор молчит.
Гость подумал, подумал и, лукаво улыбнувшись, отказался.
— Мне чужого не нужно.
Гаврила все чаще поглядывавший на дверь сказал:
— А ты не чужое возьмешь, а наше. Чуешь разницу? Подарим!
— Да нет, спасибо…. Куда мне столько? А будет нужно — я себе и сам добуду.
Исин до сих пор молча слушавший разговор не выдержал.
— Ну не за плату, а так помоги.
— Так? Это с какой стати?
— А ты вообще кто такой? — насупился хазарин. — На заплечных дел мастера не похож… Подмастерье, что ли?
— Нет, — вежливо ответил гость. — Я маг.
— Волхв?
Череда морщин пробежала по лбу Санциско.
— Ах, да. Волхв конечно.
Избор вспомнил обиженных ими старичков и быстро сказал:
— А за волшебные вещи отпустишь? Есть у нас один клад… От волхвов достался. Нам-то он без надобности.
Гость заинтересованно наклонил голову.
— Магические вещи?
Он подошел ближе к воеводе и Избор как мог начал объяснять как и что досталось им в наследство от стариков.
Гаврила теряя нить разговора прислушивался к любому шуму, принимая его за гром шагов бегущей в подвал стражи и каждая минута вместо облегчения приносила новую тревогу. Ожидание возвращения сбежавшего палача становилось все нестерпимее. Он смотрел то на дверь, то на забредшего к ним гостя и вдруг все понял. Догадка, простая как хлеб, ошеломила его.
— Избор! — крикнул он. — Молчи! Это враг!
Воевода прервался и повернулся к нему, да и гость заинтересовался что еще скажет богатырь.
— Это — враг! — повторил Гаврила пристально глядя на незнакомца. — Он маг.
— Волхв! — поправил его со стены Исин.
— Он маг! — упрямо сверля его взглядом повторил Масленников, и, чтобы всем все стало ясно, добавил.
— Палач когда еще убежал, а сюда никто так и не явился…
Воевода, закусив губу посмотрел на нежданного гостя. Тот, удовлетворенно улыбаясь, смотрел на богатыря покачивая головой.
— Умен! — наконец сказал он. — А я о вас хуже думал. Решил, что вы простые войны, меднолобые…