Лежалось мне хорошо, идти никуда не хотелось, а топать не зная куда — не хотелось тем более. На чужой спине проехать, если бы безопасность гарантировали, я бы согласился. Но судя по тому, что я слышал, темнота мне не грезилась, и холодные камни под спиной — тоже, а в таких условиях ездить на спине — занятие экстремальное и плохо сказывающееся на здоровье. Нет, чур меня, сам пойду, если встану.
Посторонних звуков я не слышал, ничего не видел, чувствовал себя преотвратно, и настроение было соответствующим.
— Значит так, Драный, — говорить было трудно, но молчать опасно. Звук собственного голоса центрировал темноту вокруг, не давая ей завертеться калейдоскопом красно-синих огней. — Не знаю, как ты заработал свое имя, но я тебе обещаю. Сначала тебя назовут Калечным, и будет за что. Потом Немым. Когда тебя назовут Кастратом, ты начнешь умолять, чтобы я просто убил — для этого мне даже подниматься не придется. Так вот, я обещаю, что фиг ты сдохнешь так просто. Тебе понятны мои слова, солдат?
Длинная речь утомила больше ожидаемого, но принесла немного удовлетворения. Угрожать, лежа на спине и чувствуя лопатками каменное крошево под собой, — особое искусство, как оказалось, отчасти доступное и мне.
— Да ладно, чего я такого сказал-то, — похоже, до лаорца не доходило.
— Непонятно, значит. Мне проще тебя убить, чем спорить. Извини, — я поднялся на локте и развернулся по направлению к голосу, чувствуя, как смещается Мыш, не давая лаорцам подобраться ко мне.
— Да за что? — в первый раз в голосе Драного явственно прорезались истерические нотки. — Я ж шутил просто.
— А я тебе говорил, — обреченно простонал его товарищ. — Сэр, не трогайте его, а? Дурной он, но безобидный. Проси прощения, идиот!
Постепенно в кромешной мгле стали проступать детали. Оказывается, это не я ослеп, что было бы не столь уж и удивительным, просто мы находились в каком-то чрезвычайно темном месте. Камни, на которых я лежал, были холодными и острыми. По левую и правую руку тоже был камень — кривые стены, поднимавшиеся куда-то вверх. Потолка не было видно, но и ощущения неба над головой не возникало — давящее чувство многотонной тяжести вместо неба. Я не стал ожидать извинений от солдата, и так этот фарс чересчур затянулся, и попросту сменил тему:
— Пещера, что ли? Или расщелина?
— Пещера, — Мышок расслабился, когда понял, что убивать никого не будут. — Ты же упал тогда, хорошо, я успел шеи Роркам посворачивать, пока не очухались, — Мыш был первым человеком, который склонял название наших врагов. — А потом тебя на плечи и бегом. А там дыра в камнях, ну и полез.
— Молодец, Мыш. Посворачивал шеи, ясно. Просто взял и свернул двум Рорка шеи — делов-то. Не знал, что ты такой здоровяк. Только в какой момент этих придурков подобрал?
Лаорцы на придурков не обиделись, притаились за широкой спиной Мышка и молчали. Ну и правильно, меньше споров — больше сил.
— Да я подумал, если всех выпущу, нас поймать сложней будет. А что? Подрезал веревки ближним, а дальше сами. Люди разбежались, а эти двое подсобить взялись. Мор, да нормальные они ребята. Только Драному в морду дать надо, так ты не думай, я и сам справлюсь. Иди сюда, Драный, бить тебя сейчас буду.
Шум откуда-то сверху прервал перепалку, а появившиеся блики на стенах заставили замолчать и прислушаться. Враги не таились, говорили громко, но гулкое эхо мешало понять смысл и без того чуждых слов. Судя по звукам, преследователи находились намного выше нас, где-то на другом уровне пещерного лабиринта.
…
Взбешенный Красный Кулак лез по каменному желобу в глотку самой Тьмы и поливал последними словами демонов и их козни. А демона Юо, повелителя Зла и любителя коварства — в первую очередь. И плевать ему было на то, услышит ли эти отборные ругательства злопамятный демон. Пусть слушает, старый урод, дери его за чахлую седую бороду.
Если б не дебил-человек, в спешке забывший разрезать свои путы до конца, а потому оступившийся и сверзившийся со скалы с диким криком, так и дрыхли бы ловцы, пока пленников и след бы не простыл. И без того заспанные Тхонга, выбравшиеся из шатров, застали только мелькающие пятки и удаляющиеся спины ничтожных. Тогда некогда было считать и разбираться. Бросив взгляд на тела часовых с завернутыми за плечи лицами, Чуча-Пу отправил отряд в погоню. Кого ловили, кого рубили, кому под зад ногой со скалы давали — ярость бурлила в крови. И только на обратном пути, собрав остатки не успевших далеко сбежать людей, командир ловцов сообразил — урода, шедшего к Таррену, не было. А значит, пропали и деньги, которые хромой скупердяй мог бы за него заплатить.
Кулак обреченно взвыл и развернулся к пойманным пленникам. Налившиеся кровью глаза остановились на черноволосом солдате, пойманном одним из последних. Сейчас тот зажимал колотую рану в боку, видно, кто-то пырнул сгоряча. И ладно, за дело.
— Где?
Тхонга забыл уточнить вопрос, кипящая ярость и накатившее ощущение бессмысленности всего похода мешали думать. Но ничтожный, съежившийся под взглядом, понял и без пояснений. И ответил, даже не думая отпираться:
— Они в пещеру ушли…
К этой пещере пришлось подниматься по осыпающимся под тяжестью тел камням. Узкий вход, в который человек мог бы и прощемиться, а крупному Рорка пришлось бы пролазить на четвереньках — в самом низу расселина чуть расширялась. Представив, что ему сейчас придется становиться на колени перед своими же ловцами да еще и перед рабами, Красный Кулак побелел от злости и вломил с разворота проводнику-солдату промеж глаз. Каково же было удивление Тхонга, когда человек осел и вместо того, чтобы окончательно разбросать мозги по камням, только тихо заскулил под ногами. Как? Его подчиненному хватило меньшего, гораздо меньшего. Неужели у жалких людей череп крепче, чем у любимцев тьмы Рорка? Не может такого быть, и Чуча вломил еще раз, со всей своей силы, вложив всю мощь в чудовищный удар. В голове человека что-то хрустнуло, кость треснула, а пленник кулем свалился под ноги. Черная кровь хлынула ручьями из развороченного носа и ушей, но того впечатляющего месива, что осталось от головы его подчиненного после значительно более легкого толчка, не было и в помине. Командир ловцов сплюнул с досады на труп и приказал Тхонга уводить пленников к лагерю, оставив с собой только троих воинов.
Не самых опытных, сильных или умных — самых молчаливых. Не хватало еще, чтобы то, как Красный Кулак на колени становился, да на карачках в каменную глотку лез, во всем Толакане обсуждали…
…
Ловцов, спустившихся в карстовую пещеру вслед за нами, было немного. Трое, может, четверо Рорка, их глухие голоса метались под сводами гулким эхом. Разобрать смысл слов оказалось невозможно — не в том я был состоянии и не с такой акустикой. Свет далеких факелов то и дело отражался на тонких зубах каменных сталактитов, хищной бахромой висевших высоко над головой.
