Мы с Дохраем переглянулись, и я кивнула Боруну. Медведь с достоинством прошел к двери, галантно ее распахнул и отступил, впуская белого. Мэтр Октарион в простой белой рубахе и неожиданно черных брюках шагнул за порог, остановился, передал дворецкому подхваченный при подъеме на ступеньки общественный зонт и посмотрел на напрягшуюся за стойкой меня. Затем несколько минут демонстративно оглядывал лавку, чтобы в итоге произнести:
— К слову, ты белая, Телль.
Потомственная черная ведьма молча сложила руки на груди.
Мэтр Октарион по-хозяйски прошел в мою лавку, с самым наглым видом уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и продолжил:
— Так уж вышло, что твоя мать выбрала не того мага — Ангус Дерион на момент твоего зачатия уже был в звании мэтра, о чем Самаэль Герминштейн не имела понятия. Соответственно, белый источник перекрыл черный многократно.
И маг широко мне улыбнулся. Он держал эту наглую улыбку несколько секунд, ожидая моей реакции, которой не последовало. Затем продолжил:
— Если бы Самаэль не скрыла факт твоего рождения, ты воспитывалась бы как белая магиня, но, к сожалению, мэтр Дерион слишком поздно узнал о существовании своей дочери — ты уже прошла обучение как черная. К еще большему сожалению, у твоего отчима оказались связи при дворе, и король удовлетворил его ходатайство и ходатайство неожиданно поддержавшего прошение Аримарха Дериона, приходящегося тебе дедом, и тебя оставили матери.
Я продолжала молча смотреть на Октариона, чувствуя, как растет непреодолимое желание превратить его во что-либо крайне отвратительное… Проблема в том, что я понятия не имела, что может быть отвратительнее конкретно этого белого мага.
— Но ты все равно белая, Телль, — продолжил Арвейн. — И сейчас в столицу будет отправлено мое заявление, которое, несомненно, будет поддержано ныне верховным магом ордена Ангусом Дерионом… твоим отцом. Объяснить, что это значит?
Да я и так догадывалась — белые предвзято и с удовольствием признают меня белой магианной. Соответственно, полной собственностью отца. А далее моя судьба будет зависеть от того, кого моя мама столь неосмотрительно выбрала на роль моего родителя. То есть здесь мне все понятно. Необъяснимым для меня оставался лишь один момент.
— Белый, — недобро протянула я, — а для чего ты мне все это сейчас рассказываешь?
Мэтр Октарион улыбнулся, широко и почти издевательски.
Черная ведьма с подозрением продолжила:
— И почему «в столицу будет отправлено мое заявление» сказано в будущем времени?
Маг покачал ногой и протянул:
— Умненькая девочка.
А после несколько секунд смотрел на меня, чтобы в итоге произнести:
— Я все равно получу тебя, Телль. Но, учитывая все вышеописанные проволочки, на это уйдет не менее двух месяцев, ведь твой отец в силу его и моего высокого положения будет настаивать на пышной свадьбе. Ко всему прочему, признав белой, твой черный источник перекроют, стимулируя рождение сыновей, я же хочу от тебя дочь, и не одну, как уже говорил.
Нет, подозрительность всегда присуща нам, черным, но в данный момент она не имела никакого отношения к моему роду магии — я просто сердцем ощущала, что что-то тут не так.
— И? — прозвучал мой вопрос.
Скрыв нервозность очередной широкой улыбкой, белый маг продолжил:
— Мое заявление может… сгореть, к примеру, а мои люди будут молчать.
Пауза.
Беломагическая рожа выжидательно смотрит на меня, я молча на него. Если он ждал, что я ухвачусь за подобный вариант развития событий, то напрасно.
— Ты ведь все понимаешь, — протянул Арвейн.
— Возможно, — не стала отрицать я.
— И осознаешь, что выбора у тебя нет, — еще более проникновенно.
Молча пожала плечами — как знать, мы, черные ведьмы, отличаемся коварством и находчивостью, не говоря об изворотливости.
Усмехнулся и, резко подавшись вперед, выдал, не стесняясь ни присутствующего Дохрая, ни Гардэма, ни котов с медведем:
— Я хочу тебя, Телль. Хочу сейчас! Без проволочек, задержек и насильственного укладывания в супружескую постель. Я хочу тебя настолько, что готов нарушить правила ордена и сохранить твой черный источник! Я даже готов согласиться на то, чтобы одна из наших дочерей была черной! Все, что пожелаешь, Телль, я готов практически на все.
И белый вновь откинулся на спинку кресла, молча глядя на меня.
Отвечать я не собиралась.
— Что ж, одна ночь тебе на раздумья. — Арвейн встал. — Ночь, Телль, утром я приду за ответом. Согласишься на мое предложение — у тебя будет самый нежный любовник, готовый ради твоей улыбки свернуть горы, нет — получишь мужа, обладающего полной властью над тобой, твоим единственным оставшимся белым источником и всей твоей жизнью. И учти — меня устроят оба варианта, в конечном итоге все, чего я хочу, — видеть тебя в своей постели.
Даже не пошевелилась.
Когда Борун закрыл за белым дверь, вот только тогда медленно оперлась руками о торговую стойку, уныло размышляя о перспективах. Перспективы не радовали. С одной стороны, предложенный белой рожей вариант был хорош — мой черный источник оставался при мне. А если уж мама сумела выкрутиться и сделать меня черной, что стоит мне так же обвести мэтра вокруг пальца. Практически ничего.
Вот только…
На какой-то миг представила, как руки мага сжимают меня, а губы… И ведь можно сделать все правильно и по регламенту, вот только вместо правильного белого мага мне почему-то постоянно представлялся совершенно неправильный смертный мэр и его поцелуй, от которого земля уходит из-под ног…
Дохрай подплыл ближе, обрисовал руками чемодан.
— Да, бегство самый правильный вариант, — была вынуждена признать я.
Мой хранитель согласно закивал.
— К утру будем уже далеко, — убитым голосом произнесла черная ведьма, чувствуя, что ей совершенно, вот никоим образом не хочется уезжать из Бриджуотера.
И тут раздался стук в двери.
Борун поспешил открыть, и в мою лавку вошла Люсинда.
— И чего этот белый от тебя хочет? — мрачно спросила она.
Дохрай выдал жест, от которого даже мне стало стыдно.
— Так я и думала. — Люсинда прошла в лавку и уселась в то же кресло, которое только что занимал мэтр. — Хотя что может быть красноречивее цветов на твоем пороге.
— Логично, — мрачно подтвердила я.
Мы помолчали.
— Угрожал выпить источник? — продолжила расспрашивать ведьма.
— Практически… — Рассказывать всего не хотелось, но, видимо, степень отчаяния оказалась слишком высокой, и я едва слышно продолжила: — Мой отец на момент моего зачатия являлся крайне высокопоставленным белым и…
