Оторванная голова ассира упала наземь, а тело, еще немного постояло на баррикаде и рухнуло вслед за ним. Монстр этого всего уже не видел, он метался от одного противника к другому, словно хищник, бросающийся на жертву, большими прыжками догонял королевских воинов и убивал их без всякой жалости и лишних раздумий. Взмах правой лапой! И с разбитым горлом на камни крепостного двора валится кавалерист в дорогом синем плаще и палашом в руке. Еще один взмах, уже левой! И обливаясь кровью и прижимая ладони рук к лишенному кожи и глаз лицу, рядом с ним падает на колени разведчик в светло-серой горной униформе. Рывок вперед! Ноги боевого монстра ударяют в грудную клетку полного мужчины, который не успел прикрыться щитом, и треск сломанных ребер вклинился в крики умирающих во дворе людей.
"Двадцать седьмой" не делал ни одного лишнего движения. Он стал воплощением смерти и его черный доспех сливался со стенами, а медлительные люди не успевали сосредоточить на нем и его собратьях внимание. И так продолжалось до тех пор, пока в крепостном дворе не взорвалась брошенная со стены боевая энергокапсула. Взрыв сотряс стены, и выворотил из земли несколько крупных камней. Под удар попал один из монстров, взрывная волна подхватила его, и словно игрушку подкинула вверх, а затем припечатала тело боевой единицы к брусчатке крепостного двора. Треск сломанных позвонков прозвучал негромко, но явственно. Мутант еще пару секунд пытался подняться, но у него ничего не получилось, и несколько раз дернувшись, он затих, и его глаза потухли.
Гибель одного из ужасных мутантов взбодрила ассиров и они еще попытались оказать сопротивление. Но их было мало и среди разведчиков, не успевших отойти и попавших в окружение, не было магов, а потому вскоре все они погибли. И последнего воина убил именно "двадцать седьмой". Он выскочил на стену, увернулся от дротика и арбалетной стрелы. Походя, столкнул вниз молодого паренька в короткой кольчуге и не по размеру большом шлеме, и на долю секунды замер перед следующим, высоким мужчиной в добротном кавалерийском доспехе и с мечом в руке.
— Меня зовут Скир Мануло! — на неплохом остверском, выкрикнул высокий воин и бросился на мутанта.
Боевой монстр встретил его ударом своей длинной лапы в горло, которая словно змея метнулась в человека, и без труда выдрала его гортань. И после этого чисто механического действия, к "двадцать седьмому" вернулся очередной фрагмент памяти и, сжимая в лапе кусок человеческого мяса, он подумал о том, что давным-давно его тоже называли Скир.
"Точно, — в мозгу зверя, словно молния, промелькнула мысль, — меня звали Скир Пран. — А за первой пришла вторая мысль: — И я должен убить Уркварта Ройхо!"
После этого, Пран, а не "двадцать седьмой", прыжками спустился вниз, и рванулся к воротам. Остальные боевые монстры 3-го дивизиона, выполнившие приказ, застыли во дворе, и не обращали на него никакого внимания, а он, уже осознавший себя как личность и частично вспомнивший свое прошлое, хотел вырваться на свободу. Однако в воротах крепости уже стоял маг из "Трансформа" и полтора десятка вооруженных служителей. И понимая, что сбежать не получится, Скир Пран по прозвищу Рыжий, подобно остальным мутантам, застыл на месте и изобразил полное равнодушие ко всему, что происходит вокруг него.
"Ничего, — с трудом сдерживая клокотавшую в нем ярость и желание вцепиться в ненавистного мага в коричневой мантии, который преграждал ему путь на волю, подумал бывший человек, — надо дождаться удобного момента, и только тогда бежать. И я его обязательно дождусь, и выполню свое предназначение".
***
Старый жрец Саир пришел в себя перед рассветом. Сначала он еле заметно вздрогнул, затем прокашлялся и, еще не открыв глаза, провел рукой по своей одежде, нащупал под ней квадратик книги, и лицо его разгладилось. Я в это время, еще ночью отослав Бора Богуча к нему домой, на разведку, находился рядом и, конечно же, реакцию Саира заметил.
— Доброе утро, жрец, — сказал я, глазами наблюдая за стариком, и одновременно с этим прислушиваясь к звукам на тропе.
Саир резко поднял веки. Его выцветшие от времени глаза посмотрели на мое лицо, затем сосредоточились на полевой горке имперских егерей, на арбалете и ируте, и застыли на браслете. После чего он прокашлялся, и спросил:
— Ты кто?
— Лейтенант Уркварт Ройхо, наемный отряд "Рейдеры Плетта", был послан эвакуировать жрецов местного храма в расположение имперской армии.
— А почему ты один?
— Так получилось, — я пожал плечами. — Основные силы отряда столкнулись с ассирами и были вынуждены отступить, а я с тобой и местным парнем остался, напоил тебя целебным эликсиром, и ждал пока ты проснешься. Паренек сейчас к себе в деревню побежал, а на мне обязанность сиделки.
— Только зря ценный припас перевел, — Саир снова закашлялся. — Мне все равно не жить, слишком я стар. Внутренних сил организма нет, так что ты отыграл всего три-четыре часа, не больше. Мне все равно не выкарабкаться, я знаю, о чем говорю, сам когда-то военным лекарем был.
— И что ты предлагаешь? Оставить тебя здесь?
— Да, — старик попытался кивнуть головой, но у него ничего не получилось.
Снова он закашлялся, а я приподнял его хрупкую тонкую шею левой ладонью, и дал ему напиться из своей фляги. Вода разлилась по подбородку, но немного он все же проглотил. И закрыв флягу крышкой, я бросил взгляд на тропу, снова посмотрел на старика, и сказал:
— Нехорошо это, своих бросать, жрец.
— А мы, разве свои? — Саир усмехнулся, и его рука вновь легла на квадратик под одеждой. — Не думай, что я глупый провинциальный жрец. Наверняка, ваш отряд, не спасать нас пришел, а за древними знаниями.
— Это вспомогательная цель, — отнекиваться я не стал, — а основная, все же спасение людей.
— Признайся, ты ведь думал о том, чтобы убить меня, и забрать книгу, которая на моем теле?
— Думал, но ничего тебе и парню не сделал.
— По чести, значит, живешь?
— При чем тут честь? Если есть возможность остаться человеком и поступить правильно, то не стоит себя ломать. Передо мной были старик и беззащитный парень, и я мог бы их убить ради достижения своей цели. Но вы не являлись врагами, а я нахожусь на имперской территории, где жизнь каждого вольного человека должна цениться. И я знаю, что брать на себя кровь близких мне по языку и духу людей, не причинивших мне зла, было бы отвратительным поступком, за который на том свете пришлось бы ответить.
Старик помолчал, пожевал тонкими сухими губами и сказал:
— Ладно, все равно я умираю, и ты в любом случае получишь, что хочешь, так что таиться, смысла нет. И пока я могу разговаривать, и снова не впал в забытье, спрашивай, о чем ты хотел узнать. У меня не было детей, и нет преемника, а я не хочу уносить древние тайны в мир мертвых. Должен остаться хоть кто-то после меня, и ты кандидатура приемлемая. Торопись, воин, времени мало.
