Слова его пробудили Галченю от бездумной радости. Разом он вспомнил, зачем они проделали такой путь, и острое как нож чувство опасности заставило его подобраться. Да, теперь он в другом мире, полном безжалостных врагов и смертельной угрозы. Со всей пугающей ясностью Галченя ощутил, что высокие прочные стены Белгорода остались позади, а он стоит рядом с опасностью. Только обереги и молитвы двух женщин защищают его, и бежать ему некуда. Да и нельзя — ради этих двух женщин приходилось идти вперед, навстречу огненной стене.
Со всей тщательностью Галченя постарался получше прикрыть нору травой и ветками, собираясь с духом перед началом пути.
— Ну, храните нас, боги великие! — прошептал Ярун и перекрестился. — Идем.
И они осторожно двинулись по дну оврага в сторону ханского стана, где, как они знали, с этого края стояла дружина Тоньюкука.
В овраге Ярун сломил зеленую ветку. В темноте он взялся было за дуб, но крепкий сук не поддался; поругиваясь шепотом, купец оставил его и отломил ветку орешника. И под охраной одной этой ветки они выбрались из оврага и пошли к огненным, тлеющим в ночи глазам Черного Змея. Страх Галчени прошел, словно выгорел весь без остатка; могучая река судьбы несла его к тому, что ему суждено. Скоро их заметили. Впереди и по сторонам зазвучали тревожные выкрики, топот ног и копыт; взметнулись от костров дрожащие желтые огни факелов, словно дремлющий змей раскрыл еще два десятка глаз. Из тьмы налетели всадники; казалось, что их неисчислимо много, все пространство вокруг было заполнено их резкими, чужими голосами, топотом коней, блеском глаз и оружия в свете факелов. Ярун и Галченя остановились, купец вскинул над головой свою ветку, словно щит, быстро вертясь по сторонам и везде видя плотный строй печенегов.
— Мы с миром! — по-печенежски крикнул Галченя. — С миром!
Собственный голос, произносящий слова на языке этого племени, подбодрил Галченю, придал ему уверенности. Теперь, когда отступать было поздно, в нем проснулось непонятное достоинство, словно оно могло защитить его в окружении врагов. В самом деле, одному выйти в поле против полчищ печенегов — на это нужно немалое мужество. Люди говорили, что рыкари из дружины князя Владимира, такие как Рагдай Удалой, Светлояр Зови-Гром, Берковец или прошлым летом погибший Тур, могут выйти в одиночку на десятки врагов и одолеть их. Никогда Галченя не думал стать рыкарем и вдруг стал им таким неожиданным образом.
Ярун, напротив, сейчас испугался, хотя отчаянно старался этого не показать. Яснее ясного он понял, что никакие возы с товарами не стоят жизни. Но отступать было теперь поздно, и купец в притворной самоуверенности задирал нос и рыжеватую бороду, стараясь принять важный вид.
Мгновенно окружив их, печенеги тоже остановились, светя факелами и держась за ножи и сабли. В ночном воздухе звенели их изумленные и тревожные возгласы.
— Их всего двое! Без оружия? Откуда? Как они прошли? Так близко от стана! Надо искать еще! Хан будет разгневан! Кто их просмотрел?! — различал Галченя в нестройном гуле голосов, перебивавших друг друга.
— Кто вы? Откуда? — обращаясь к пленникам, выкрикнул один всадник, с редкими черными усами и головой, обвязанной куском полосатой материи.
— Мы из города, — ответил Галченя. Словам этим его научил Борята, твердость голоса он почерпнул в собственном сердце. — Мы идем послами к великому и славному Тоньюкуку, сыну хана Родомана. Отведите нас к нему, у нас есть вести для него.
— К Тоньюкуку? — заговорили печенеги. — А почему не к хану? Это лазутчики!
— Молчать! — крикнул усатый, и все вокруг приумолкли. — Все, что на земле нашего стана, — наше! Они и так добыча Тоньюкука. Ведите!
Он махнул рукой, приказывая пленникам идти за ним. Верхом на конях печенеги окружили их и повели к стану. Они миновали круг, образованный стоящими кибитками, в которых спали женщины и дети. Из-под пологов тут и там выглядывали заспанные лица. Внутри круга стояли шатры и горело несколько костров. Печенеги подвели пленников к самому большому шатру, который окружали хорошо одетые и богато вооруженные воины. Усатый сказал им что-то, кланяясь, и один из воинов скрылся в шатре. Скоро он вышел и знаком показал, что усатый и пленники могут войти.
Внутри шатра горел посередине маленький костер, дым уходил в круглое отверстие в крыше прямо над ним. Над огнем висел небольшой медный котелок, в нем закипала вода. Русам большой шатер показался совсем пустым — здесь были только ковры, несколько подушек, медная и серебряная посуда, в стороне лежало несколько богатых седел, висела конская сбруя, вся в чешуе серебряных бляшек. А возле костра на ложе из войлочных подстилок и красных шелковых подушек лежал сам Тоньюкук.
Ярун и Галченя видели его со стены, но сейчас не сразу узнали. Удалой печенежский княжич был бледен, его красивое лицо осунулось, нос заострился, а глаза горели лихорадочным блеском. Одной рукой он натягивал на себя овчину, словно ему было холодно. Рядом с его ложем сидел кто-то седоголовый, сгорбленный, одетый в черные лохмотья, обвешанный бубенчиками и амулетами, — должно быть, один из печенежских кудесников-шаманов.
Войдя в шатер, усатый сразу упал на колени, поклонился и принялся рассказывать, как в его руках оказались пленники. Увидев русов, ханский сын чуть приподнялся, чтобы лучше их рассмотреть. Овчина сползла с его плеча, открыв полотняную повязку с темными пятнами крови и каких-то целебных зелий.
Воины подтолкнули пленников и поставили на колени. Ярун проворно поклонился лбом в землю, Галченя сделал то же, хотя ему было неприятно кланяться печенегу.
— Кто вы? — спросил их Тоньюкук, и Галченя вполголоса перевел Яруну его вопрос. — Откуда вы и с чем?
— Ты не узнаешь меня, господин? — с тревогой заговорил Ярун, преданными глазами глядя на ханского сына. Самоуверенность слетела с его лица и сменилась подобострастием. — Я купец, мое имя — Ярун, я уже торговал с вашим родом. Разве ты меня не помнишь? Ведь и ту чудесную чашу тебе продал я!
Он показал на один из сосудов возле очага, всеми силами стараясь напомнить о своих заслугах. Галченя посмотрел на него с неприятным удивлением. Даже он, недавний холоп, никогда не был в своем сердце настолько рабом, каким казался сейчас этот человек, от рождения вольный и состоятельный.
Тоньюкук посмотрел на чашу, нахмурился, стараясь вспомнить, а потом снова взглянул на Яруна и кивнул.
— Да, я тебя помню, — небрежно сказал он. — С тобой еще был другой человек, с темной бородой, и так торговался, что мне хотелось затоптать его конями… А кто это? — Он взглядом указал на Галченю.
— А это сын знатного ремесленника, который делает замки, — пояснил Ярун, успокоенный и довольный тем, что ханский сын его помнит. Теперь он заговорил медленнее, делая остановки, чтобы Галченя успевал переводить.
