Бородачи погрузили пленника на носилки, и отряд помчался к Чёрному Форту.
* * *
В библиотеке пленник принялся было вновь отмалчиваться, пока Жирмята не напомнил ему о тумане.
— Нам, конечно, не с руки ещё раз туда мотаться, но уж если надумаем, назад точно вернёмся без тебя.
— Мы пришли сюда не как враги, — начал чернильник.
Рыжий аж подпрыгнул.
— А как кто же? Как друзья?
— Скорее пришли с миссией.
— Вы, верно, из тех миссионеров, что забирают у дикарей последнюю рубаху, — завёлся Рыжий.
— Не мешай ему говорить, — оборвал товарища Волошек.
— Не просто так мы бродим между мирами. Вселенная стареет. Мне трудно подобрать понятную вам аналогию…
Чернильник задумался. Его никто не торопил.
— Миры как снежинки. Похожи друг на друга и вместе с тем уникальны. Когда они молоды, то парят независимо, лишь иногда касаясь друг друга… Как раз в местах соприкосновения и возникают порталы. Но то большая редкость у молодых миров. А вот стоит снежинкам упасть на поверхность, они слипаются. И чем больше их падает, тем плотнее и плотнее сбивается сугроб. Хрупкая структура отдельных миров ломается, индивидуальность уступает место монолиту. Врата, которые так вас пугают, — всего лишь начало. Пройдёт совсем немного времени по меркам Вселенной, и переходы откроются всюду. Границы между мирами сотрутся. Вам в любом случае не сохранить изоляции.
А потом приходит весна. Злая вселенская весна, которая отнюдь не пробуждает жизнь, но уничтожает её. Сугробы тают. Миллиарды миров исчезают в один миг. Ни магия, ни наука смертных или бессмертных не могут предотвратить заложенный ход событий. Даже боги бессильны…
— Всё это любопытно, — буркнул Жирмята. — Но каково ваше место в этой эсхатологической картине?
— Эрмион Лус пытается продлить существование миров. Он создаёт Каркас, или, если пользоваться аналогией со снежинками, — холодильник. Тысячи лет мы вырываем из лап вечности. Чем больше миров в Каркасе, тем стабильнее система.
— Перерыв! — объявил вдруг Рыжий.
Как только они вышли на галерею, он заявил:
— Не верю я ему. Снежинки, холодильники… Бред собачий! Ему соврать — раз плюнуть. Такую сказку мог легко сочинить и наш моллюск. Как мы проверим?
— Возьмём ещё одного языка и сверим ответы, — предложил Чабрец.
— И думать забудь, — остерёг Формикус. — Они теперь осторожны.
— Ладно, — Волошек выставил ладонь. — Что изменит правда об их миссии? Нам всё одно идти в Альмагард. А для этого нужно найти лазейку или какой-нибудь пропуск.
— Нет ничего проще, — охотно ответил чернильник. — Заслоны ормунов, боевых башен то есть, вам не преодолеть, а там, где магические блоки поставлены, нужно попросту выбрать время. Начиная с полудня в течение часа переходы открыты.
— С двенадцати до часу у заклинаний обеденный перерыв, — хихикнула Лосиная Голова.
— Больно легко ты расстался с тайной, — нахмурился Жирмята.
— Это оттого, что вы всё равно не сможете нам помешать.
— Посмотрим.
— На всякий случай я проверю его слова, — вызвался Висмут. — Если не вернусь, замаринуйте его в тумане.
— Сержант! — приказал Волошек. — Готовьте корпус к походу.
* * *
Пока Висмут разведывал, а дворик форта бурлил от приготовлений, Волошек решил проведать пленника по личному делу. Он вошёл в библиотеку, беззаботно поигрывая теннисным мячиком, и застал оживлённый спор.
— Хочешь сказать, вы коммунизм построили? — напирала Лосиная Голова. — Старина Борода Лопатой, небось, на том свете слюной исходит от зависти.
— Применение местных социальных теорий к нашему обществу некорректно. Ваши концепции основаны на той или иной системе распределения ресурсов. Часть общества считает справедливой один подход, часть — другой. У нас же попросту не встаёт такая проблема.
— Не встаёт у них, — буркнула Лосиная Голова. — Чёрта лысого! Фашизм у вас получился, господа недобоги. Фашизм чистейшей воды. Ресурс не ограничен? Чушь! Так не бывает. Магическую-то энергию вы выкачиваете из всех миров. Что ж своей не обходитесь?
На пленника слово «фашизм» не произвело ни малейшего впечатления. Он даже не расценил это как оскорбление.
— Не так. Мы не отбираем энергию у других. С нас достаточно и той, что без толку рассеяна в пространстве. Напротив, мы стараемся закапсулировать магию в слабых мирах. Таких, как ваш. Именно поэтому уход эльфов крайне нежелателен. Мир без магии не может стать частью Каркаса.
Заметив Волошека, пленник вздохнул с видимым облегчением. Болтовня с библиотечным старожилом измотала его куда сильнее пыток Чернозуба.
— Чушь! — воскликнула Лосиная Голова, но, в свою очередь увидев гостя, замолкла.
Волошек помял мячик в ладони и уселся в кресло.
— Здесь, под Покровом, должна была бродить небольшая группа, — сказал он как можно более равнодушно. — Что ты можешь сказать о ней?
— Охотники за артефактами?
— Нет. Другие. Орк и девушка. Может быть, с ними кто-то ещё, не знаю…
— Чувствую, у тебя здесь личный интерес, возможно любовь, — пленник вдруг повеселел. — Дай-ка я угадаю… орк? Нет, вряд ли…
Голова набрала воздух для реплики, но Волошек резко метнул в неё мячиком и попал точно в открывающийся рот.
— Что я получу взамен? — спросил пленник.
— Жизнь.
— И свободу.
— Только жизнь, — твёрдо заявил Волошек. — Я понимаю, смерти ты не боишься, но стоит ли приближать её из-за такого пустяка? Я ведь не секреты ваши выведываю.
Пленник слегка покраснел.
— Обещай, что не позволишь совать меня в эту гадость, — попросил он. — Жизнь идиота меня не прельщает.
— Договорились.
— Орк и молодая дама пробивались к Розовой Цитадели, как вы её называете. Но дойти не смогли. Попали в западню… нет, не в нашу, — поспешил он добавить. — В природную ловушку, ну, или поставленную вашими колдунами.
— Точнее, — потребовал Волошек.
— Грубо говоря, они заблудились в трёх соснах. Или, вернее, в Трёх Соснах.
— И что с ними теперь?
— Ничего. Вода там есть, ручеёк течёт. Воздух опять же свежий. Ну, поголодают малость… Похудеют…
Вынув мячик из пасти Лосиной Головы, Волошек отправился на двор.
— Ерунда! — заявил ему Висмут. — Плёвое дело! Оттуда трудно выбраться, это верно, но если помочь извне, то никаких проблем.
Волошек посмотрел на Формикуса, которого считал большим знатоком Покрова. Тот кивнул.
Глава четырнадцатая
АЛЬМАГАРД
Из рощицы, которая выглядела на просвет совершенно пустой, доносились голоса. Разобрать слова было невозможно, но интонации показались знакомыми как обоим друзьям, так и Формикусу.