— Не пытайся их прочитать, их никто прочитать не может.
Беретка увидела перед собой стену, исцарапанную остатками каких‑то значков. Келли стояла с другой стороны жертвенника. Беретка непроизвольно дотронулась до своей шеи. Голова была определенно на месте.
Анна Хейт
Беретка смотрела в иллюминатор. Но сейчас они летели в достаточно плотных, низких облаках, и землю было почти не видно.
— Келли! А о чем ты болтала с Королем?
— Обо всем… но в основном о власти.
— Да, определенно королевская тема, — Беретка улыбнулась.
— Меня больше интересовала власть как нечто божественное… хотя тут, наверно лучше подойдет слово «сакральное»
— Но это тоже самое божественное.
— Не совсем. Как я поняла, это божественно–ритуальное. Чуть пониже. Потому что десакрализация существует, а де… де–божественности нет. Понятно? Божественное нельзя разжаловать, а сакральное можно. Сначала мы болтали о коньяке, который я тебе предлагала… зря отказалась. А потом он задал несколько вопросов о том, как у нас в Европе устроено управление. С точки зрения божественной Келли. Я так бесхитростно сказала, что у нас убогие люди избирают во власть столь же убогих, что нашу власть и властью‑то назвать нельзя, потому что вся ответственность распределена между непонятно кем, что наша власть в сущности – унылая дрянь.
— А ты говорила про наши корпорации? У них ведь есть власть.
— Да какая у них власть… деньги какие‑то есть, а власти у них нет.
— Действительно, — Беретка говорила, не отрывая взгляда от иллюминатора, надеясь ничего не пропустить, — власть – это все‑таки повелевать. А когда говорится о нашей власти, это какая‑то пародия на слово.
— Да всё у нас пародии, а у Короля – настоящая власть.
— Настоящая власть может быть тогда, когда люди понимают, что люди не равны. Просветленные не равны невежественным. Когда говорится, что все люди равны, никакая живая богиня невозможна. А живая богиня – это не только великий шаг на пути к просветлению, она сама по себе смысл!
— Да, только когда не равны. Равенство – ложь. Власть для божественной личности – это удовольствие само по себе. А для невежественной личности власть – это инструмент для достижения столь же невежественных целей.
— И повод заполучить для себя кучу проблем. В иллюзии их решения.
— Беретка, а ты чувствовала власть?
— Не особо. Наверно, власть – это слишком человеческое.
— Божественное поклонение и власть. Они ведь должны соотноситься.
— Божественное поклонение, вообще‑то, есть демонстрация признания власти… – Беретка немного удивилась, — а ведь действительно. Признание власти богини, признание власти короля…
— Так дойдем до признания власти мужчины. Ха.
— Надо будет – дойдем. Но только через божественное поклонение, — Беретка сделала паузу и добавила, — Если мужчина не достоин божественного поклонения, то зачем вообще он нужен…
— А что же делать, если мужчина выше уровнем что‑то прикажет?
— А ничего не делать… исполнять… Придумаешь тоже. Его найти сначала надо. Прикажет… Ха. Ты не видела богов… Расскажи еще что‑нибудь.
— В разговоре было примерно такое:
— Всякие мерзкие политики… – это сказала я.
— Извините, всякие мерзкие демократические политики, — поправил Король.
— А разве король – политик? – так я удивилась.
— Так принято считать, что король – это политик. Но от этого надо как‑то уходить. Да, я согласен, что это вносит путаницу. Надо направить приказ в газеты, чтобы перестали так называть.
— Мы используем терминологию древних, а она не очень подходит для мира, который мы хотим видеть божественным.
— К счастью, терминология древних уходит вместе с древними. У вас ведь все‑таки королевство. Причем настоящее. Мы это сделали.
— А как вам удалось это сделать? Все‑таки демократия – это традиция, а традиции просто так не сдаются.
— Мы собрали всех людей, в которых… так скажем, была божественная искра… людей красивых и талантливых. И все отказались иметь дело с политиками. Тогда многие политики нас поддержали. А поскольку народу оказалось все равно – народ не выступил против. Хотя он избирал этих политиков, он их глубоко презирал… Невежество ведь на самом деле презирает и невежество тоже… Сначала мы сказали все, что о политиках думаем как таковых. О демократических, да. Мы не обвиняли их в каких‑то преступлениях. Мы говорили, что люди это серые, убогие, никчемные, бездарные, лезущие во власть, чтобы компенсировать свою дефективность… Это ведь была правда. Да, мы смешали их с грязью. Даже не то что смешали, а открыли их истинную сущность, с грязью они потом сами смешались. Потом мы устроили маленький кризис. Потом начались беспорядки. Потом нас поддержали все специалисты. Потом мы некоторых политиков купили на обещания – они же продажные. Мы обещания выполнили. Потом политики разбежались, и мы установили монархию.
— У вас абсолютная монархия?
— У нас не совсем монархия. У нас теократическая монархия.
— Как это? Кто у вас главный?
— Богиня, — и Король указал поворотом головы на тебя.
— Мы ей скажем? – спросила я.
— Если спросит – скажем, сказал Король и улыбнулся улыбкой заговорщика.
— А вы не боитесь ревности других богов?
— Не боимся. Ревность – не божественное чувство.
— А что было главным в этих планах?
— Главное – это то, что богиня протянула нам руку. Без этого ничего бы не вышло.
— А что удивительно? Боги, как и люди, предпочитают своих. А уж когда своих много…
— А что он еще говорил?
— Я всего сейчас не вспомню, буду по частям вспоминать. Он говорил, что теперь они могут начать отказываться от наследия древних. Находящаяся во тьме невежества масса больше не может препятствовать им.
Еще говорил, что без монархии назначение богини пришлось бы демократически согласовывать с разными общественными организациями. Ведь это бред. И еще – ведь если бы так было, богиня бы просто отказалась участвовать. Потому что состязаться за титул – это не божественно.
Еще он говорил, что у человека просветленного, находящегося во власти, процесс управления сам идет хорошо, и все вокруг становится к лучшему. Мир вокруг становится более упорядоченным и божественным.
— Это что‑то не наше. — сказала Беретка, — Когда старый мир умирает, не нужно с ним бороться. Нужно строить свой, новый. Если он нападает – да, ему нужно давать отпор. Но сомнительно, чтобы старый мир нападал – он старый. И если он действительно нападает – возможно, строители нового мира делают что‑то не так. И задевают старый мир раньше времени.
— А я вот только сейчас подумала… – Келли продолжала, — Ты знаешь, что такое атомная бомба? Не, не знаешь. Есть особый материал. Его можно спокойно хранить, он похож на металл. Да. Именно что похож. Из него в свое время даже делали наконечники снарядов. Но если из этого материала выбрать лучшее и сконцентрировать, произойдет взрыв. Суть именно в концентрации. Нужно 50 килограммов, но чистого. Рванет так, что остатки Полиса можно будет унести в чемодане.
