В один из первых дней месяца кресеня на княжеский двор с утра явилась толпа народа. Выйдя на крыльцо, Огнеяр и Добровзора увидели посадских старейшин, ремесленных старшин в нарядных вышитых рубахах, женщин с детьми на руках. Позади толпы мужики держали с десяток коров и несколько коней. Огнеяр подумал, что горожане хотят принести, кроме обычных, еще новые жертвы богам. Но он ошибся.
– Мы пришли просить тебя о милости, князь Огнеяр! – первым заговорил самый древний из посадских стариков. Он был когда-то высок, но годы согнули его, он опирался на палку вишневого дерева, почти закрывая ее длинной белой бородой, его выцветшие глаза слезились, а голос дрожал. – Вот уже много дней боги не посылают нам дождя. Все заклинания и жертвы оказались бессильны. Мы знаем, что прогневали тебя своей нелюбовью и за это ты лишаешь нас дождя. Пожалей наших детей, княже. Мы приготовили тебе жертвы. Возьми самое лучшее, что у нас есть, но отгони Велу от Истока Истира, пусть на землю снова прольется дождь.
Старик обернулся. Мужчины вывели вперед коров и коней, а потом из толпы вытолкнули к крыльцу трех молодых девушек – самых красивых, что нашлись в посадских дворах. Все три были наряжены и убраны, как невесты – или как жертвы. Одна, высокая, с рыжеватыми косами и зеленоватыми глазами, стояла гордо, с застывшим лицом; вторая, стройная и русоволосая, с точеными чертами лица, была бледна и глубоко дышала, стараясь сдержать слезы; третья, розовощекая, с пышными косами цвета золотистой соломы, то и дело подергивала носом и расшитым рукавом утирала опухшие от плача глаза.
Все пришедшие разом повалились на колени, стали повторять за стариком слова мольбы, женщины прижимали к себе детей. А Огнеяр смотрел на все это, даже не сразу сообразил, что происходит. Он думал, что в Чуроборе его сочтут неугодным богам. Но мог ли он предположить, что засуху считают плодом его злой воли! Каким же чудовищем видят его чуроборцы, если не богов, а его самого собираются умилостивить жертвами, не только скотом, но даже девушками, словно он сам Ящер! О Хорсе Пресветлый!
Огнеяр молчал, не сразу собравшись с мыслями, а причитания и мольбы на широком княжеском дворе постепенно сменялись плачем. Чуроборцам казалось, что он отвергает их дары и просьбы. Нужно было скорее что-то решать.
– А ну тихо! – с неожиданной для себя самого свирепостью рявкнул Огнеяр. Двор мигом умолк, словно накрыли горшком. Огнеяр устыдился: ведь князь – отец своему народу, от него ждут помощи в беде, а он только больше пугает. – Не печальтесь, дебричи! – взяв себя в руки, заговорил Огнеяр. – Без моей воли Вела затворила Исток Истира. Я не хотел причинять вам бед. Боги не посылают нам дождь, и теперь пришло время мне самому попросить их об этом. Послезавтра будет велик-день Ярилы, день, когда Хозяйки Росы, светлые берегини, приходят в земной мир. Я буду просить их о помощи.
Люди мокрыми от слез глазами смотрели на него, и Огнеяр видел, что его речь не очень-то понята. От него ждали чего-то страшного и не могли понять простых человеческих слов.
– Идите по своим домам, люди! – убеждающе добавил Огнеяр. – Ныне же я отправлюсь за помощью к светлым дочерям Дажьбога. А если их сил окажется недостаточно, то я сам прогоню Велу от Истока Истира. Я дам вам дождь! – яростно крикнул он напоследок, видя все те же бессмысленно-боязливые взгляды. – И заберите свои жертвы. Приведете их после дождя.
Он махнул рукой кметям, и те стали аккуратно, но решительно теснить народ со двора. Огнеяр поднялся в горницу. Пришла пора действовать. Ждать дождя больше нельзя. Если он не пойдет в ближайшие дни, то весь будущий урожай погибнет. И каждый род в Купальскую ночь выберет одну из своих девушек в жертву Ящеру – настоящую жертву, не ложную.
Пришел месяц кресень, пришла пора исполнить давно задуманное. То, без чего он не сможет быть ни князем, ни человеком.
Из большого, накрепко зачарованного ларя Огнеяр достал кожаный мешок, в котором хранилась пелена Макоши. Больше ему ничего не требовалось. Взяв мешок, он послал отрока к матери, а сам спустился во двор.
– Еду я дождя искать, – сказал Огнеяр кметям в сенях. – Больше время не терпит – вон уже жертвы мне притащили, будто я Кощей или Ящер!
– Девок мог бы и оставить! – с шутливой обидой проворчал Утреч, в любую засуху верный себе.
– После дождя опять приведут – любую выберешь, – пообещал Огнеяр. – Да только чтоб жениться!
– Ярило сохрани! – в ужасе воскликнул Утреч. – Вот Кречет на твоей рыжей Лисичке женился, так в лесу застрял навек!
– А ты на чужой каравай рот не разевай – век голодным останешься! – с намеком бросил ему Тополь, и все в сенях засмеялись.
Утреч с охотой ездил гонцом не куда-нибудь, а в Глиногор, и там все засматривался на княжну Даровану. Но, похоже, напрасно – она совсем перестала думать о замужестве и все просила отца отпустить ее пожить на Макошиной горе.
– Далеко ли по воду поедешь? – спросил Тополь у Огнеяра за шумом общего смеха. – Не до Истока Истира?
– Недалеко – где Вешничи живут. Бывали мы там – помнишь?
– Кого с собой возьмешь?
– Никого. Один справлюсь.
– Меня возьми, – тихо попросил Тополь. – Ты-то справишься, да мне самому надо.
Огнеяр хотел ехать один, но в серых глазах названого брата он ясно увидел какую-то затаенную важную мысль. Он мог бы и разглядеть, какую именно, но не стал. Надо так надо.
– Надо – поедем, – согласился Огнеяр. – Давай седлай – у нас трех дней полных нет.
До знакомых мест Огнеяр и Тополь добрались под самый вечер Ярилина дня. Проезжая вдоль Белезени, они везде видели одно и то же – чахлые луга, где скотина едва-едва находила как прокормиться, высохшие поля, покрытые бледными вялыми ростками.
Но едва они оказались в пределах угодий Моховиков, а потом Вешничей, как все по волшебству изменилось: на лугах волновались пышные травы, поля весело зеленели живыми ростками ячменя и пшеницы. И птицы в здешних лесах пели веселее, а Огнеяр чуял вокруг множество всякой дичи.
Даже Тополь легко заметил разницу и тихо удивленно посвистывал, оглядываясь вокруг.
– Чем-то здешние хозяева на диво богаты! – приговаривал он. – То ли гребень Додолы, то ли ключ от Сварожьих колодцев где-то подобрали.
– Берегиня у Вешничей в роду живет, – ответил Огнеяр, вспоминая голубоглазую красавицу, которую видел почти год назад, после Купалы. – А Моховикам она тоже вроде родни. С ней и благоденствие пришло на оба рода.
Говоря это, он постарался отогнать прочь досаду. Все эти долгие месяцы он не мог спокойно думать о Дивнице-Горлинке, не мог ей простить ухода Милавы в Верхнее Небо, хотя сама Горлинка мало в чем была виновата. Она так же не хотела отдавать свои лебединые крылья, как Милава не хотела их принимать. Огнеяр всеми силами пытался изгнать из души досаду – ему предстояло небывалое дело, и идти на него требовалось с чистым сердцем. Он вспоминал Милаву, каждую встречу с ней, каждый ее взгляд и каждое слово. И особенно те, последние, которые она кричала ему зимой на поляне перед Еловиной избушкой: «Вернись, я же люблю тебя!» Ее любовь сейчас была важнее всего. Только любовь, если она сохранила ее в Верхнем Небе, могла помочь им обоим и всей земле дебричей.
