Маги Архипелага… Не колдуны, как их называла неграмотная толпа, а Маги. Когда-то они разрушили власть Тьмы, и с тех пор, наученные страшным опытом, хранили равновесие Мира. Сторонники Единого тянули в одну сторону, темные тянули в другую, и ни те, ни другие и не подозревали, что делают одно и то же — раскачивали лодку, в которой сидели все вместе. И лишь Маги стояли на страже, храня Мир от перекосов и разрушения. Совет Мудрейших составлялся из тринадцати могущенествейших магов и был уполномочен следить за сохранностью Мира. Когда-то первый Совет Мудрейших сформировался из компании магов, которые спасли мир. По традиции их число блюлось неизменным в течении веков. Собственно в той, изначальной компании настоящих магов было всего трое, из которых лишь один был могуществен достаточно, чтобы сделать победу возможной. Остальные же были друзья, слуги, попутчики… Онтеро усмехнулся, по всему выходило, что в нынешнем Совете мудрейших если кто и остался, то слуги и попутчики… случайные попутчики. Иначе как обьяснить, что он — отвергнутый ими — сейчас стоит перед задачей спасения Мира, а они, которые и должны следить за всем этим, прохлаждаются в своей столице на островах, ни о чем не подозревая…
Мало кто уже помнил историю так, как она передавалась Магами Архипелага от учителя к ученику на протяжении столетий. А говорил история вот что. Сначала был Золотой Век, когда все было хорошо и замечательно. Потому, когда все слишком долго было смещено в сторону добра, наступила обратная реакция. Мир взорвался, причем почти буквально. В одночасье на Мир опустилась темная пелена и жуткие создания Тьмы стали творить на земле все, что хотели. Эпоха Зла не была столь продолжительна, должно быть потому что интенсивное зло значительно быстрее разрушает все вокруг и вскоре, как огонь, оно просто теряет пищу для себя. Главным событием этой эпохи было рождение Магов. Люди всегда обладали слабыми магическими способностями. Но не в условиях, когда жизнь в любой момент висела на волоске, когда даже самая примитивная магия просто означала разницу между жизнью и смертью. Магия появилась как средство защищать себя, и быстро набрала силу. Так быстро, что справилась с царящим в эпохе безобразием, и тем самым начала третью эпоху — ни Золотого Века, ни МировогоЗла, а эпоху Баланса.
Поколения Магов готовились к этому моменту, ибо Маги всегда были Стражами, Стражами Баланса в этом Мире. И вот теперь на нем лежала ответственность за исполнение, ответственность за сохранение мира… Онтеро встряхнул головой. Пора. Хочет он этого или нет, но пареньку не место в этом мире. Долг есть долг, никуда от этого не деться… Он прикинул расстояние и руки сами собой собрались в магический жест, чтобы метнуть шар пламени в палатку, виднеющуюся между костров. Пламени, сжигающего все на своем пути. А рано или поздно это все равно придется сделать, только вот времени для «поздно» уже нет, все кончилось… Онтеро вздохнул и решил не забивать голову тем, что невозможно, а просто делать, что должен. Маг поднял руку, размахнулся было, собрался прокричать заклинание… и почувствовал острие меча, упертого в его спину. Медленно подняв вторую руку и развернувшись, Онтеро удивленно уставился перед собой.
— Странно, вот мы с тобой и опять повстречались, колдун. А тебе видно не понравилось в моей темнице? — тихо спросил его король Леогонии…
* * *
В спускающихся сумерках белый шатер жрицы выглядел как маленькая часовня. И было от чего. Серые в лагере немало времени пытались угадать, судача у костров, что же все-таки происходит. Поймав пленников, их отчего-то не потащили в Ирнар, а наоборот, скоро появилась жрица с мастером Егардом и теперь вот к ней отвели одного из пленников. Да еще и на входе встал не кто-нибудь, а сам мастер Йолан со своим оруженосцем. Никто не знал, откуда взялся этот странный серый, не говоривший ни с кем и, по слухам, подчинявшийся только мастеру Йолану лично, но никто уже не сомневался, что если когда-нибудь орден будет возглавлять магистр Йолан, этот серый будет на месте мастера Егарда. И сейчас эти двое стояли спиной ко входу в шатер, расставив ноги и скрестив руки на груди, с каменными лицами как какие-то древние изваяния, кажется даже не очень дыша… Замершие фигуры в бордовом и сером на фоне белоснежной палатки впечатляли, и вызываемое ими в серых чувство силы и гордости за Орден, к которому они принадлежали, заставляло ожидать что-то большое и важное. Однако картина внутри шатра была не столь впечатляющая.
Мельсана не торопилась и спокойно приглядывалась к менестрелю, который, как она помнила, был неказистым и чрезвычайно стеснительным юношей. Пел он, правда, действительно хорошо, но это, пожалуй, единственное, что могло привлечь к нему внимание многочисленных служанок при дворе, так что было неудивительно, что теперь он стоял смущенно у самого порога и мялся, не зная что сказать и как начать. Что ж, такое она уже видела, ничего сложного, надо просто поспокойнее да помягче, начать с беседы… И приняв решение, Мельсана кивнула Дастину:
— Ну, садись, коль пришел. Времени у нас много, торопиться некуда… Садись, садись, вот сюда, недалеко от меня…
Дастин сел, но продолжал смущенно разглядывать свои руки, не зная куда их девать.
— Чего молчишь, язык что ли потерял?
— Принцесса… — Дастин поднял глаза и Мельсана увидела смущенные влюбленные глаза. Это, впрочем, ей тоже было не впервой, и посмеявшись одними глазами, как довольная кошка, она продолжила:
— Ты хоть целоваться-то умеешь, герой?
— Принцесса… я не знаю… мы должны… я верно понял?
— Ну да, верно, — снисходительно рассмеялась Мельсана, — ты не пугайся — я умею, я тебя всему научу.
Дастин посмотрел на принцессу, которая упершись рукой в щеку смотрела на него блестящими глазами, потом растерянно взглянул на свои руки… Девушка улыбнулась и спросила:
— Ты когда-нибудь мечтал о принцессе, менестрель? Ведь мечтал, скажи правду.
— Мечтал… — Дастин совсем смутился и поспешно прибавил, — но я не имел в виду ничего такого…
— Я верю, — улыбнулась Мельсана, — садись ближе, вот сюда…. хорошо, а теперь, дай мне руку и спой что-нибудь.
— Что ты хочешь, принцесса?
— Что хочешь, мне все равно. Просто хочу тебя послушать. Мне так нравилось, когда ты пел у нас в замке. Мне ведь там нельзя было делать то, что я хотела, как в тюрьме, — задумчиво сказала Мельсана, — Мне так нравилась та твоя песня — «Отпусти моих людей…» Думалось, за мной кто бы пришел так…
Принцесса лукавила только частично. Конечно, лесть была необходимой частью ее плана, а песня которую менестрель пел при дворе помогла бы ему почувствовать себя свободнее, но она не заняла бы своего положения в ордене, если бы не знала, что лучшая ложь — это правда. Она действительно плохо себя чувствовала среди ограничений замка и действительно тот припев был часто созвучен ее настроению, хоть она и не помнила о чем же была сама песня.
