Отправились куда-то вглубь острова, женщина вела — знала, где здешние прячутся. Прихрамывала. Наконец-то представились, ее звали Эйка. Из рода зимней грозы огненной дороги. Тоже беженка, но приплыла не на «Сером уже», а на лодке — отбилась от своего обоза, пришлось так выбираться, в одиночку. А Панх еще удивлялся, что не может ее припомнить среди беженцев, хотя одета в имперскую ткань, то есть не из здешних побережниц. И ведь выбралась же!
На остров приплыла ночью — сперва причалила, и только потом увидела, что тут разбойники хозяйничают. Пробралась на другой конец острова, но наткнулась на тех троих. Спряталась, ее нашли. Отбивалась, конечно, тесаком, да разве одолеет простая переписчица опытных бойцов. Пока один наседал, второй зашел сбоку и сбил ударом в колено, потому она и хромает теперь.
— А что здесь делает предгорник? — весело спросила Эйка.
— Сам не знает. Но сдается ему, что небо его сюда послало, чтобы одну переписчицу спасти.
Они пробирались россыпями глыб — нарочно там, куда разбойники без приказа не полезут. Панх с легкостью с камня на камень перескакивал, с Предгорья еще сноровка осталась, а Эйка слишком медленно. Непривычная, да и нога у нее болела после схватки. Так что Панх посадил Эйку себе на спину и понес. Легонькая была, как птичка. Приходилось внимательнее смотреть, куда ступаешь — давненько к женщине не прикасался даже сквозь одежду, потому отвлекался все время.
Вышли к отвесной скале. Не успел Панх полюбопытствовать, куда дальше, как сверху бросили веревку с узлами — издалека земетили.
Пока Панх лез, обнаружил, что боится высоты, но управился.
А наверху было укрепление, вроде небольшой крепости — частокол по краю скалы, даже деревянная башенка. Причем все обмазано глиной — издалека кажется, что все та же скала. Давно построенно, однако недавно поправлено. На взгляд Панха можно было не стараться — на скалу все равно ведет только узенькая козья тропка.
Здесь уже собрались все беженцы и вся деревня — устраивались, сооружали навесы от солнца, переругивались из-за тесноты. Дети плакали.
Ясно, что рыбаки и беженцы не по козьей тропинке пришли, и можно догадаться, что ведет сюда еще и какой-то ход внутри скалы. И колодец тоже явно был — сновали люди с ведрами и кувшинами, к середине скалы с пустыми, оттуда уже с тяжелыми от воды. Панху не говорили, где ход и где колодец, и не стоило спрашивать — чужие тайны безопаснее не знать.
Особое недовольство вызвали островяне — они узлы с добром сюда притащили, теперь не знали, где их приткнуть. Повторяли на разные лады, что дешевле было от разбойников откупиться, а теперь они разрушат деревню, а то и, не допусти Небо, сожгут лодки. Им возражали, что от Дониса не откупишься, и что платить разбойникам вообще не стоит. Все говорили о какой-то помощи, которая должна вскоре прийти, и все равно готовились обороняться — стрелы пересчитывали, клинки точили, камни складывали так, чтобы под рукой, когда понадобятся во врагов бросать. Панхом занялась целительница — снова воткнула иголки в запястья, чтобы не больно было, и зашила порез на лбу. Не нитью, а сушеными бараньими кишками, которые сами потом рассосались. Успокоила, что шрам останется небольшой, и будет вовсе незаметным, когда Панх разживется морщинами поглубже.
Потом обступили огородники, взялись расспрашивать, что там, внизу происходит. Недовольны были Панхом — мало видел, мало запомнил. И за любую подробность цеплялись, требовали больше. Панху удалось точно описать сапоги убитого Эйкой разбойника — врезались в память, — и огородники тут же заявили: сапоги южанские, с острова Желтый Лист, недавно там Донис побывал и грабил селения южан.
Потом все отвлеклись на Эйку, расспрашивали ее, что там в империи. А Панх уснул. Чувствовал себя в безопасности — ну что могут сделать разбойники? На штурм полезут, так их камнями закидают, на этой скале можно в одиночку от армии отбиться. Осады тоже не выйдет — нельзя разбойникам подолгу задерживаться. Еще они могут обстрелять укрепление из каких-нибудь дальнобойных самострелов, но на скале хватает укрытий.
Проспал Панх с полдня, а потом растормошили:
— Разбойники пришли.
Снизу доносился уверенный низкий голос:
— Нам не нужно ни ваше барахло, ни сети, ни лодки! И жены ваши тощие не нужны! Нам камешки нужны! И от золота не откажемся!
— А на серебро согласитесь?! — крикнул Шкелс. — Двух колец хватит?! Или, может быть, медью возьмете?!
— Торговаться на рынке будешь! Мы-то знаем, что у вас камешки в поясе зашиты!
Панх на мгновение удивился — это ж у него сапфир в поясе, откуда разбойник знает, не колдовство ли? Однако слишком легко догадаться, что побережники не нищими из империи сбежали.
Пока Шкелс перекрикивался с разбойником, остальные на скале тихо суетились — разбирали оружие, занимали места у частокола. Панху в этот раз лука не досталось, только куцая пика. Зато место занял хорошее — с той стороны, где шли переговоры. Поначалу ничего особого не увидел — разбойник, опасаясь стрел, укрылся за валуном, и оттуда пытался торговаться:
— Нам все ваши богатства не нужны, половины хватит. Просто заплатите, и мы уйдем.
А Шкелс торговаться и не думал:
— Мы вам не верим! И не просто не верим, мы знаем, что вы обманете, сколько бы мы вам не дали, вы захотите все остальное!
— И на что же вы надеетесь?! Что мы так просто уйдем?!
— Нет, мы ждем помощи!
Неизвестно, что там для себя решил разбойник, но высунулся — из-за валуна показалась голова в островерхом железном шлеме. Хотел, было, что-то сказать, но уже свистели на лету с десяток стрел. Парочка прошли мимо, несколько ударили в шлем, а две попали в левый глаз, еще одна точно в рот. Голова дернулась и скрылась. Кто-то там, за камнями, равнодушно ругнулся, донеслось позвякивание и шуршание — видать, мертвеца раздевали. Огородники заговорили про вылазку, но Шкелс решил:
— Не время.
Здешние принялись расспрашивать Шкелса, правда ли, что идет какая-то помощь. Он нетерпеливо отмахнулся: конечно правда, зачем бы врать? То есть, получается, он уже про помощь рассказывал, а сейчас осажденные усомнились, потому что рассказал и разбойнику. Так и спросили:
— Ты зачем им все выдал? Они же теперь настороже будут!
Ответил не Шкелс, а здешний клинный:
— Наоборот. Донис никому не верит, будет уверен, что никто нам на помощь не придет.
А Панху было страшно. Не разбойников боялся, а осажденных: мирные люди — рыбаки, ремесленники, земледельцы, — а с каким равнодушным хладнокровием убили. И сразу же забыли, будто сами ничуть не лучше разбойников. Будто не они подобрали в лесу раненого беглеца. Однако присмотревшись, понял, что хладнокровны только огородники и Шкелс, остальные подавлены, как и Панх.
