Валледж тряхнул головой, прогоняя прочь досадные мысли. Что толку ворошить постигшее его разочарование? Пора подумать о будущем. Нужно уносить ноги из Ланти-Юма, и чем скорее, тем лучше. Ничего, что не осталось кораблей, магия предлагала множество разнообразных путей спасения. Надо только выбрать наиболее удобный из них и самое заманчивое место за морем, остальное — дело техники. Впрочем, прежде чем заняться вплотную разработкой этой самой техники, необходимо привести себя в порядок: Валледж приказал подать обед и приготовить холодную ванну. Прошло совсем немного времени, и его непревзойденность — посвежевший, чисто выбритый и переодетый — потягивал охлажденное вино, вкушая салат из моллюсков и свежие фрукты. Тем временем взгляд его блуждал по комнате, задерживаясь то на бесценной картине или статуэтке, то на диковинном ковре ручной работы, то на предметах мебели, выполненных с таким мастерством, что каждый из них мог по праву считаться произведением искусства, то на золотых столовых приборах, то на точеной ножке хрустального бокала, то на тончайшем фарфоре, рисунок для которого придумал он сам. Мысленно он прошелся по комнатам дворца, перебирая в уме накопленные многими поколениями Валледжей сокровища. Вспомнил он и о великолепии самого здания, о его совершенных пропорциях, благородном величии… Хватит ли у него духу оставить дом его предков? Решение дилеммы пришло само: оставлять ничего не придется. Куда он ни направится, он просто прихватит дворец с собой, вот и все. Дворец Валледжей и все, что в нем находится, перенесется в заморские страны.
Решив для себя самую насущную проблему, его непревзойденность с удвоенным аппетитом принялся за еду. Мозг его между тем продолжал лихорадочно работать. Перемещение целого дворца было задачей такого масштаба, что требовалось применение новейших магических изысканий. Стоит ли говорить о том, что для гения Ваксальта Глесс-Валледжа подобное свершение не представляло особой сложности. Хотя прежде ему никогда не доводилось перемещать в пространстве строения, он был знаком с основным принципом этой операции. Метод Уорло, именуемый также методом «крылатой повозки» подошел бы как нельзя лучше. Магические хитрости Уорло для неопытных чародеев казались тайной за семью печатями, но Валледж давно их освоил. Правда, потребуется некоторое время, чтобы сделать расчеты, внеся поправки на размеры и форму. А для этого ему придется посетить архивы, занимавшие целый этаж Нессивы — старой как мир цитадели ордена Избранных, что стоит посреди лагуны Парниса. Итак, в Нессиву!
Очередной залп и стук брошенных снизу камней вернули его к реальности. Все не так-то просто. Там, на причале, его поджидала разъяренная толпа — безрассудно агрессивная и жаждущая сделать козлом отпущения любого, кто подвернется под руку. Стало быть, придется соблюдать осторожность. Прибегнув к самой элементарной магии, Валледж позаботился о том, чтобы изменить свой облик. Волосы — потемней, фигуру — пониже и коренастее, чуть подправить нос и челюсть… Подстраховавшись таким образом, можно смело шагать сквозь любую толпу. Последнее распоряжение верному мажордому сильный фонарь, чтобы освещать путь, — и маг, воспользовавшись на всякий случай черным ходом, выскользнул из дворца.
Глесс-Валледж пешком обогнул линию особняков, направляясь к расположенному чуть южнее причалу Феннахаров. Несмотря на все предосторожности, его непревзойденность чувствовал себя крайне неуютно. Во мраке душных улиц то там, то сям горели огромные костры, еще сильнее нагревающие и отравляющие дымом спертый воздух. В их зареве он видел людей — очень много людей. До этой вылазки ему и в голову не приходило, что в Ланти-Юм собралось столько беженцев. Столько, что они путались у него под ногами даже здесь, в богатом районе города. Только теперь он увидел легионы страдальцев, чье бегство от Тьмы оказалось остановленным морем. Кораблей в гавани не было. Для простого смертного, не обладающего магическими талантами, последний путь к спасению был отрезан. Обреченные влачить остаток дней в проклятой Тьме, они по-разному реагировали на обрушившееся на них несчастье. Все имели болезненный вид. Тусклый огонь бросал на потные лица красноватые блики, едва-едва освещая горячечные глаза, покрытые испариной лбы, бескровные губы, вдыхающие отравленный воздух. Но выражение этих лиц, отмеченных печатью страдания, было неодинаковым: на одних читалось спокойствие и решительность, на других — страх и отчаяние, тут увидишь безропотную покорность року, там — озлобленность, а кое-где даже улыбки дерзкого веселья наперекор судьбе. Валледж шел не поднимая глаз. Ему не хотелось видеть эти лица, как не хотелось встречаться взглядом с этими голодными глазами. Их вид пробудил в нем смутное чувство… Какое? Раскаяния. Ответственности? Вины за то, что он мог за несколько недель предупредить народ о надвигающейся напасти; мог с помощью магии переправить тысячи людей в безопасное место? Нелепо, конечно. Подумать только, как нелепо, как грубо судьба вмешалась в планы Ваксальта Глесс-Валледжа, который всегда с таким великодушием, можно сказать, по-отечески относился к народу Ланти-Юма и делал для его обитателей все, что было в его силах. Никто не смог бы сделать больше. И не его вина, что обстоятельства оказались сильнее его, нет в том никакого преступления. Ваксальт Глесс-Валледж хотел как лучше.
Как бы радужны ни были его намерения, Валледж не мог избавиться от чувства ужасающей неловкости. Лучше бы он отправился в портшезе: зашторенные окна отгородили бы его от удручающих картин. Чтобы скорее добраться до места, он прибавил шагу. Опустив глаза долу, он спешил мимо великолепных дворцов, но по пути ему встречались такие сцены, что не обратить на них внимания было нельзя. Как, к примеру, можно не заметить признаков возрождения культа Эрты? Примитивные ритуалы и жертвоприношения царице Ночных Кошмаров ушли в небытие уже несколько веков назад. Считалось, что древние предрассудки полностью изжили себя. Но нет! Приход Тьмы показал, что они лишь дремали в народе, дожидаясь своего часа. Эрта восстала из пепла забвения и с новой силой принялась завоевывать сердца до смерти напуганных невежд. Там и сям по городу появились самодельные алтари, у которых оголтелые фанатики, именуемые себя священнослужителями, отправляли старинные обряды. Жертвами становились козы, овцы, прочие невезучие твари, поскольку удовлетворять жажду человеческой крови — гастрономические пристрастия Эрты были отражены во множестве документальных источников — публично было затруднительно. Но тайно, за закрытыми дверями… По каналам плыли трупы с характерными тройными ранами, но кто станет проводить расследование? Процветавшая во Тьме преступность подпитывалась безнаказанностью. Проходя по аллее за дворцом Беффелов, он наткнулся на группу Беффеловой прислуги. Раздевшись почти донага, выкрасив тело бронзовой краской, они под нестройное пение готовили к жертвоприношению ничего не подозревающих певчих птиц в клетке. Валледж брезгливо поморщился и поспешил прочь. Вообще-то в каком-нибудь темном переулке он мог увидеть вещи куда более неприглядные. Довольно много беженцев, да и граждан Ланти-Юма, доведенных до исступления голодом и страхом, превратились в кровожадных сыщиков. Убийства совершались повсеместно, даже чаще, чем самоубийства, а последние стали совершенно обычным явлением. От утративших человеческий облик горожан особенно доставалось чужеземцам, тем, что не слишком похожи на людей. Часто жертвами нападения становились зониандеры, про которых ходили слухи, что они всегда держат свои богатства при себе. Не легче приходилось и болотникам, чьи ластоногие конечности делали их практически беспомощными на булыжных мостовых. Кроткие бексаи казались прирожденными жертвами. А бурбов, известных собственными каннибальскими наклонностями, так и вовсе не стоило оставлять в живых. Однако не меньшему риску подвергались и простые лантийцы, передвигаться по городу в одиночку стало просто опасно. Навстречу Ваксальту шла, группа горожан, взявшись за руки и освещая себе дорогу фонарями. Шла со скоростью улитки, на бледных лицах читалась покорность судьбе и полная апатия. Валледж, неприязненно покосившись на них, отошел в сторону. Чем-то эти немощные, едва переставлявшие ноги, существа внушали ему глубокое отвращение. Чародею претил витавший над ними дух безнадежности. Мысленно он поблагодарил судьбу за магический дар, уберегший его самого от подобного разложения личности.
