– Встаньте. Я знаю, кто помешал судебному разбирательству. Кажется, это единственное нарушение, в котором вы не виновны.
Ранкилео встал, потер колени. И тут прибыл портрет госпожи Бургонь, достойное пополнение уже представленной коллекции.
Талиессин велел служанке отойти чуть в сторону, чтобы картина не бликовала, и полюбовался живописью. Затем спросил:
– Где художник? Я желал бы видеть этого несравненного живописца.
Новая заминка. Побежали искать художника. Тем временем регенту и всем собравшимся подали домашнего вина. Дигне с застывшей улыбкой лично подносила каждому чашу и с особенной нежностью угостила Ранкилео.
– Надеюсь, там нет яда, – сказал он, принимая угощение.
– Только тот, что ты сам напустишь вместе со слюной, – любезно ответила сестра.
От дверей донеслись крики:
– Ведут! Ведут!
Талиессин поставил чашу на колени, с интересом уставился на двери.
Обе створки с треском распахнулись, и в зал ворвалась толпа полуобнаженных мужчин и женщин, чьи чресла обвивали лишь козьи шкуры. Среди них вертелся красноносый «пастух» с растерянным лицом.
Кружась, ряженые приближались к Талиессину. По дороге они отобрали у Дигне кувшин. Часть вина они сразу выпили, часть вылили на себя. Тщетно «пастух» тянул к кувшину руки – ему не перепало ни капли.
С хохотом они бросили на колени регенту венок, сплетенный из колючих веток, покрытых нежнейшими цветами. А затем пустились бежать, расталкивая всех, кто попадался им на пути, так что многие из зрителей облились вином, а один даже запустил чашей в спину удирающим безобразникам.
Талиессин взял венок, повертел в руках, возложил на спинку своего кресла.
– Итак, – невозмутимо произнес он, – где же художник?
– Я, – промямлил «пастух».
– Приблизься, – торжественным тоном велел Талиессин.
Художник, озираясь, подошел к регенту. Дигне, не переставая улыбаться, прошипела ему в спину:
– На колени.
– Я не король, передо мной не нужно становиться на колени, – остановил его регент. – Как твое имя?
– Хруланд.
– Чем ты занимаешься в свободное время?
– В свободное? – задумался Хруланд.
– Когда не занят написанием фамильных портретов, – пояснил Талиессин.
– А? Ну, я псарь, – сказал Хруланд.
– Кто учил тебя живописи?
– А что? – насторожился Хруланд.
– Простое любопытство.
– Я и говорю, – сказал Хруланд, – любопытство – оно всему научит. Я сперва за одним художником глядел. Он вывески малевал. Очень хорошее ремесло. Денежное. А потом пошло-поехало, стал рисовать предков.
– Мне нравится, – сказал Талиессин. – Можешь мой портрет нарисовать?
– Если хозяйка позволит. – С этим Хруланд оглянулся на Дигне.
Та сильно покраснела и сделала реверанс. Она хотела тем самым выказать почтение Талиессину, но вышло так, что она присела перед собственным псарем. Хруланд откровенно перепугался и даже закрыл глаза от ужаса.
– Вот и договорились, – весело сказал Талиессин. Он повернулся к младшему из своих слуг: – Ротимей, отведи Хруланда в мои покои. Дай ему вина, только немного – гляди, чтобы не напился раньше времени. Договорись насчет краски и досок. Я буду позировать полуобнаженным. Подбери для меня какую-нибудь драпировку пороскошней. Что-нибудь парчовое. У госпожи Дигне должно найтись.
Хруланд окончательно ошалел от происходящего. Когда Ротимей взял его за локоть и повел из зала во внутренние комнаты, псарь все время приседал, озирался и что-то тихо бормотал.
Когда инцидент был исчерпан, Талиессин хлопнул в ладоши, призывая всеобщее внимание.
– Итак, вернемся к притязаниям на Балдыкину Горку. Оба почтенных спорщика – брат и сестра, оба являются в равной мере наследниками госпожи Бургонь, коль скоро Балдыкина Горка принадлежала ей, а она умерла, не оставив завещания…
– Да, – перебила Дигне, – однако я имею больше прав, ибо я – родная ее дочь, в то время как мой брат отнюдь не родная ее плоть и кровь.
– Наша мать усыновила меня по всем правилам! – возмутился Ранкилео. – Я никогда, даже в мыслях, не называл ее мачехой.
– Итак, у вас разные отцы и разные матери? – спросил Талиессин.
– Физически – да, – нехотя признал Ранкилео.
– Как же объясняется ваше поразительное сходство? – Талиессин пристально посмотрел сперва на одного, потом на другого.
– Мой отец обладал постоянством во вкусах, – выпалил Ранкилео. – Его вторая супруга, моя мачеха, которую я считаю своей матерью, была точной копией его первой жены, моей физической матери, которую я даже не помню, так давно она умерла!
– А эти две ваши матери не состояли в кровном родстве? – продолжал Талиессин.
– Они происходили из разных городов, – процедила Дигне. – Физическая мать моего так называемого брата была из Дарконы, лошадиного города, в то время как госпожа Бургонь, моя дорогая родная матушка, родом из здешних краев.
Она задрала нос повыше и победоносно уставилась на сводного брата.
– В таком случае, – Талиессин опять беспокойно потрогал колючий венок, – вот мой приговор. Готовы ли вы выслушать сто? Я возглашаю его от имени правящей королевы, поэтому на сей раз вы все должны встать на колени. Оспаривать этот приговор нельзя – он выносится навечно. Тот, кому он покажется несправедливым, может пойти и удавиться, потому что я ни слова в своем решении не изменю.
Сиган широко усмехнулся, как бы предлагая свои услуги тому, кто действительно захочет удавиться.
Люди зашевелились, опускаясь на колени. Талиессин встал.
– Поскольку наследники госпожи Бургонь не состоят в кровном родстве, а разделить Балдыкину Горку невозможно, приговариваю их к браку. Пусть сочетаются нерушимыми узами и объединят оба имения с Балдыкиной Горкой посередине.
Сводные брат и сестра обменялись взглядами, полными ненависти. Дигне двинулась, как будто готовясь возразить. Талиессин знал, что, несмотря на все его предупреждения, нечто подобное произойдет, и потому поднял руку.
– А если вы откажетесь от брака, я обвиню вас в кровосмешении, в поджоге, в порче моста и покушении на мою жизнь.
Он выждал еще несколько секунд и спокойно заключил:
– Возьмите друг друга за руки, поцелуйтесь и поклянитесь в вечной любви. Я подпишу документы на вашу земельную собственность и составлю письмо моей дочери, ее величеству, чтобы она благословила ваш союз. Радуйтесь – вы станете одной из первых пар, которые благословит новая правящая королева.
С этим Талиессин встал и под общий хохот вышел из зала.
Едва он вышел, как Дигне и Ранкилео отпрянули друг от друга, но соседи и знакомые окружили их и принялись наперебой поздравлять. С кислой миной они принимали поздравления и пожелания счастья.
