— Ты полагаешь, что здесь кто-то есть? Нельзя вторгнуться в чужие пределы, если у этих пределов нет хозяев. Почему никто не откликнулся на мой призыв? — парировал Симна и вошел в дом.
Алита остался с Этиолем — не потому, что уважал чужую собственность (такое понятие было ему неизвестно), а просто внутреннее устройство человеческого жилища не занимало зверя. К тому же во всяком огороженном, стиснутом, переполненном чуждыми запахами пространстве он испытывал что-то вроде клаустрофобии.
Симна вышел из дома явно удивленный.
— Пусто, — сообщил он товарищам. — Даже более того — все брошено. Кладовая забита едой. Посуда в шкафу, постельное белье в комоде. Постели заправлены, но не видно, чтобы кто-то на них спал в последнее время. — Северянин помолчал, рассеянно глядя на ближайшие деревья. — Люди, жившие здесь, ушли не очень давно и без всякого намерения вернуться. Как подсказывает мне опыт, такое бегство беспричинным не бывает. Для этого требуется серьезный повод.
— Давай посмотрим в других домах, — предложил Эхомба.
Они так и поступили. И нигде не нашли признаков подготовки заблаговременного отъезда.
— Поблизости наверняка есть город, — высказал предположение Эхомба. — Возможно, все туда и сбежали?
— Должно быть, так. — Симна держался бодро, словно хотел передать товарищам свой оптимизм. — Мало ли, ушли на какой-то праздник… Может, обычай такой!
— Не переправились ли жители на другую сторону реки? — спросил Эхомба, указывая наконечником копья в ту сторону. — Там и ферм побольше, и садов, и полей. Дальше, по-моему, я видел холмы. Если здесь есть укрепленное место, то понятно, что его расположили там, где больше естественных препятствий.
— Ладно, пойдем, — рыкнул Алита и направился по направлению к реке. — Если мы собираемся купаться, надо побыстрее залезть в воду, пока солнце не село. А то когда я высушу шкуру!..
Однако переправляться через реку вплавь им не пришлось. На противоположный берег вел широкий деревянный мост. Возведен он был искусными мастерами, по нему запросто могла проехать самая большая повозка, запряженная волами. На другом берегу путники встретили ту же самую картину, хотя здесь дома стояли гуще и некоторые были из камня.
— Точно какой-нибудь праздник, — весело заявил Симна, пытаясь показной безмятежностью прикрыть овладевшую им тревогу. С чем-то ужасным, что выгнало людей из их жилищ, ему, только что ускользнувшему из лап евпупы, было трудно примириться.
— Боюсь, что ты ошибаешься, — сказал шагавший сбоку огромный черный кот. — Я вообще не люблю, когда много шума — если, конечно, не я сам создаю его.
— Может, карнавал или чей-то юбилей… — упорствовал Симна.
Как только группа приблизилась к холму, походка северянина заметно изменилась. Теперь он шагал тихо, ногу ставил осторожно, все время озирался.
— Слушай, кот, а по мне немного шума не помешало бы, а то все местные словно воды в рот набрали.
Как только они взошли на вершину пологого, покрытого мелким леском холма, тропинка расширилась до ухоженной проселочной дороги. На ней отчетливо различались две колеи, оставленные повозками, а также, в сырых местах, отпечатки обуви.
Вскоре путники добрались до временных стоянок, где наконец нашли местное население. Здесь были мужчины, женщины, старики, дети, состоятельные, бедные… На лицах взрослых отчетливо читались предельная усталость и замкнутость. Даже дети были невеселы и угрюмы, никто не подбежал к путешественникам. Все настороженно поглядывали на чужаков.
Старики и старухи, прислонившись к шершавым, в трещинах стволам пальм, оцепенело сидели на земле. Только собаки увлеченно носились вокруг доверху груженных домашним скарбом повозок — гоняли маленьких кенгуру-валлаби. В свою очередь, кошки забирались повыше и царственно восседали на кипах постельного белья. Всякая пернатая живность от какаду до попугаев-ара энергично верещала в сплетенных из проволоки или прутьев клетках, но даже их громкие крики не могли развеять сгустившиеся над лагерями печаль и уныние.
Конечно, жизнь не замирала и здесь: женщины на маленьких костерках по-прежнему готовили пищу. Вот что поразило Эхомбу — среди этой многочисленной, снявшейся с родных мест массы кочующего народа не было вконец отощавших, страдающих от голода, не видно было и следов насилия или зверств, способных кого угодно выгнать из родных гнезд. Исключая мрачный настрой и приметы откровенной депрессии, люди выглядели упитанными и здоровыми.
Никто даже не пытался заговорить с путниками, пожаловаться… Однако при виде Алиты настроение местных жителей тут же менялось. Они злобно, с ненавистью поглядывали на огромного кота. Что касается левгепа, то зверь невозмутимо игнорировал откровенную неприязнь, посматривал на устроившихся на возах кошек (они явно чувствовали себя общими любимицами), переглядывался с товарищами. Кошки при приближении царственного зверя тут же старались выказать, что они прекрасно понимают, кто хозяин в их роде — шипели, сгибали спины.
Путешественники между тем шли и шли на север, а усталых, потерявших всякую надежду людей все прибывало.
— Что здесь происходит? — спросил окончательно сбитый с толку Симна, без конца поглядывавший по сторонам. — Откуда идет народ? И куда? — И сам себе ответил: — Не от реки же. Там в домах вещи лежат нетронутые. А эти, похоже, прихватили с собой все пожитки.
Он на минуту примолк, в который раз пытаясь угадать, что за беда заставила людей сняться с насиженных мест.
— Вы только взгляните на них! — Симна вновь попытался привлечь внимание спутников к беженцам. — Измотаны до предела, до сих пор не могут в себя прийти. Такое впечатление, что они напрочь забыли, откуда и куда бредут. Я уже встречал такие лица — это когда людей ведут с арканами на шее. Обычно народ покидает родные дома, когда на то есть серьезная причина. Например, когда нападут разбойники или мародеры. Но по лицам местных не похоже, чтобы с ними произошло что-то ужасное. С виду они сыты и здоровы. Клянусь Гистемой, в этом есть что-то ненормальное. Даже дети смотрят так, будто всю последнюю неделю их кормили исключительно отчаянием и безнадежностью.
Эхомба произнес:
— Меня больше всего интересует, что случилось с крестьянами, жившими на той стороне реки. Куда они все подевались?
Он пристально глянул в сторону холма, на который взбегала дорога, потом добавил:
— Что-то здесь происходит… Симна, дружок, вряд ли это праздник или какое-нибудь торжество.
— Да понятно, но что именно?
— Ответ скорее всего лежит за тем холмом. Или за следующим.
Они продолжили путь. Эхомба методично помогал себе тупым концом копья — опирался на него во время ходьбы. Длинная фигура пастуха напоминала равномерно отсчитывающий время маятник. Симна подтянулся, шагал в ногу; если посмотреть со стороны, они скорее маршировали, чем неторопливо брели на север.
