Кассандра Клэр - Город стекла

— И вот я все узнала.

— Узнала, — тоскливо повторила Джослин. — У тебя есть все причины ненавидеть меня.

— Все не так, мама. Просто…

— Ты мне не доверяешь. Не виню тебя. Надо было все рассказать. — Джослин коснулась плеча дочери и, когда та не отстранилась, продолжила: — Можно, конечно, оправдываться, будто я тебя защищала, но понимаю, как это звучит со стороны. Я слышала твою речь…

— Слышала? Как я тебя не заметила?!

— Я укрылась в самом дальнем конце Зала. Люк предупредил: якобы мое присутствие только всех расстроит — и был, наверное, прав. Мне так сильно хотелось видеть тебя, что я проскользнула внутрь после начала встречи и спряталась в тени. Сегодня…

— Я выставила себя полной дурой? Сама догадалась.

— Нет. Сегодня я тобой горжусь.

Клэри обернулась к матери:

— Гордишься?

Джослин кивнула:

— Конечно. Ты показала Конклаву, на что способна, явила каждому самых дорогих для них людей.

— Ага. Откуда знаешь?

— Они все звали тебя разными именами. Я же видела свою дочь.

— О… — Клэри опустила взгляд себе под ноги. — А поверят ли насчет рун? Надеюсь, правда, что поверят…

— Можно мне взглянуть?

— На что?

— На руну. Ту, которой ты намерена скрепить нефилимов и нежить. Впрочем… если не можешь…

— Да нет, могу, конечно.

Клэри принялась чертить знак на мраморной ступеньке. Линии — простые и сложные одновременно, прямые внахлест с извилистыми, — загорались золотым огнем. Клэри наконец поняла, почему эта сильная руна выглядит незаконченной: ей нужно отражение. Знак-близнец, знак-партнер.

— Союз, — сказала Клэри, убирая стило. — Так я называю эту руну.

Джослин смотрела, как линии, вспыхнув напоследок, гаснут, оставляя в мраморе тлеющий черный след.

— Еще в молодости, — заговорила она, — я изо всех сил пыталась объединить нефилимов и нежить, чтобы вместе мы могли защитить Договоры. Тогда казалось, что я преследую мечту, непостижимую для прочих нефилимов. И вот ты показала ее буквальное воплощение.

Джослин крепко-крепко зажмурилась:

— Сегодня в Зале я кое-что поняла. Столько лет я прятала тебя от нашего мира, не разрешала ходить в «Адское логово». Там пересекаются нежить и примитивные, а значит, и нефилимы. Тебя тянуло туда нечто, позволяющее видеть сумеречный мир. Я скрывала его, желая защитить свою дочь. Нет бы заниматься с тобой, учить приемам, воспитывать в тебе дух. — Джослин говорила очень грустно. — Однако ты повзрослела и обрела силы. Теперь я могу открыть тебе правду. Если захочешь.

— Не знаю… — Вспомнились страшные картины прошлого, явленные ангелом. — Я обозлилась на тебя из-за неправды. Теперь вот не уверена, готова ли принять что-то ужаснее.

— Я посоветовалась с Люком, и он говорит: лучше все тебе рассказать. Даже то, что я никогда не рассказывала ни ему, ни кому-то еще. Вещи неприятные, зато правда.

Закон суров, но он закон. Клэри обязана выяснить правду — всю, до конца. Ради Джейса. Ради себя. Она сжала стило так, что побелели костяшки.

— Говори, я готова.

— Значит, готова… — Джослин глубоко вздохнула. — Даже не знаю, с чего начать.

— Начни с того, как ты додумалась выйти замуж за Валентина. За такого человека… родила ему меня. Он же чудовище!

— Нет, он человек. Не самый добрый, но если хочешь знать, почему я вышла за него, то вот причина: любовь.

— Неправда. Валентина нельзя любить.

— Я влюбилась в него в твоем возрасте, Клэри. Тогда Валентин казался совершенным: умный, забавный, прекрасный, очаровательный… Понимаю, ты думаешь, полюбить его могла только безумная. Однако ты видела нынешнего Валентина. А тогда, в школе, его все обожали. Юный Валентин излучал свет, словно открыл дверь в некую часть вселенной, к источнику этого света, которым еще можно и делиться с окружающими. По Валентину все девчонки сохли, и казалось, у меня ни единого шанса. Во мне ведь ничего особенного парни не находили. Моим лучшим другом стал Люк, и я держалась ближе к нему. Однако твой отец выбрал меня.

Клэри хотела сказать: «Вот ведь не повезло», — но сдержалась. Может, из-за тоски в голосе матери, из-за печали и сожаления. Может, из-за слов о том, как Валентин словно бы излучал свет… Самой Клэри показалось, будто свет излучает Джейс. Сейчас такая мысль выглядит глупой… влюбленные, похоже, думают одинаково.

— Понятно, — сказала дочь. — Тебе тогда исполнилось шестнадцать, но позднее-то выходить за Валентина было необязательно.

— Я вышла за него в восемнадцать. Валентину исполнилось девятнадцать, — буднично ответила Джослин.

— Господи! — ужаснулась Клэри. — Меня бы ты убила, выскочи я замуж в восемнадцать.

— Точно. Однако Сумеречные охотники, мы то есть, живут меньше примитивных, часто гибнут жестокой смертью. Потому стараются успеть все раньше обычного срока. Хотя, даже по нашим меркам, с замужеством я поторопилась. Впрочем, родные — и Люк — радовались. Думали, Валентин — отличная пара. Он и был отличной парой… в юности… Единственный, кто отговаривал меня от свадьбы, это Мадлен. Мы дружили со школы, и, когда я рассказала о помолвке, она заявила, будто Валентин на самом деле эгоистичен и нетерпим и под маской шарма прячется страшная аморальность. Я упрекнула Мадлен в ревности.

— Она и правда ревновала?

— Нет. Мадлен оказалась права. Просто я не хотела слышать обвинений в адрес любимого. — Джослин посмотрела себе на руки.

— Ты раскаялась? Пожалела, что вышла за Валентина?

— Клэри, — устало произнесла Джослин. — Мы жили счастливо, по крайней мере, первые годы. В поместье родителей, за городом. Валентин не хотел жить в пределах Аликанте и то же советовал остальным членам Круга. Хотел избежать любопытных глаз Конклава. Вэйланды поселились всего в миле от нас, недалеко обосновались и прочие: Лайтвуды, Пенхоллоу. Вокруг нас кипела жизнь, работа, и я ощущала себя словно бы в центре мира, подле Валентина. Он же ни разу не дал мне почувствовать себя не у дел, ненужной. Напротив, я стала ключевым элементом Круга. Одной их тех, к чьему мнению Валентин прислушивался. А он все твердил, что без меня ничего не добился бы, остался бы никем.

— Правда? — Клэри с трудом могла представить, как Валентин говорит нечто подобное. Как признается в… слабости.

— Правда… то есть Валентин так говорил — и при этом лгал. Он просто не мог остаться никем. Он родился быть вождем революции. Все больше и больше народу присоединялось к Кругу. Все больше людей заражал Валентин своей страстью, блеском новой мысли. В ту пору он почти не заговаривал о нежити, только о старых, негибких и неверных законах. О реформе Конклава. Дескать, в мире должно быть больше нефилимов, мы должны сражаться с демонами в открытую, не прятаться. Гордо исполнять миссию. Соблазнительная идея: мир, где монстры нас боятся, а примитивные боготворят. Мы были молоды и считали: да, благодарность необходима. И ни о чем не догадывались. — Джослин сделала глубокий вдох, как будто собираясь нырнуть в воду. — Потом я забеременела.